Читать книгу - "Дороги товарищей - Виктор Николаевич Логинов"

Наконец она открыла глаза и, увидев белые стены больничной палаты, пришла в себя.

«Зачем я это сделала? — подумала она, чувствуя острое желание заплакать. — Вот умру…»

Снежное поле и упорный человек снова встали перед ее глазами, и она почувствовала неожиданное удовлетворение.

— А все-таки я выдержала! — с улыбкой робкой гордости сказала Маруся доктору.

Маруся любила тепло и домашний уют, конфеты и красивые платья. Еще она любила приключенческие книги: Жюля Верна, Фенимора Купера, Вальтера Скотта. Захватывающий роман она могла читать днем и ночью: зимой прислонясь к жаркому изразцу печи, летом — на мягком диване, в комнате, ярко освещенной электричеством. Мир, который открывался ей на страницах занимательных книг, с его битвами, опасными приключениями, неожиданными и радостными открытиями, — как он был не похож на ее мир, сытый, теплый и уютный! Порою Марусе становилось стыдно, и она робко закрывала книгу. Ее герои, идущие к намеченной цели, презирая смерть и лишения, даже не мечтали пожить хотя бы час той жизнью, которой жила она. Это были смелые и сильные волей люди. Они глядели бы на нее с презрением, потому что она, не под стать им, росла, как цветок в теплице.

— Наши дети воспитываются слишком нежно и в праздной обстановке, они могут не вынести жизненных испытаний, — часто говорил отец Маруси, главный бухгалтер завода, человек, в представлении дочери, особых твердых убеждений. Маруся понимала: отец говорит о ней. Впрочем, она не любила задумываться над его словами. Но однажды отец сказал матери: «Ты вырастишь неженку!» — и это сильно задело, даже обидело Марусю. Как только мать назвала ее деточкой, Маруся раскапризничалась: «Мама, до каких пор!..» Правда, получилось все по-детски, но это был первый шаг из надоевшего, затянувшегося детства. В семье назревал бунт.

Мать запрещала дочери читать ночью. В тот памятный вечер Маруся испытывала страстное желание дочитать книгу «Жизнь и приключения Роальда Амундсена»[26]. Она разыскала спрятанную матерью книгу и, лежа в постели, стала читать тайком. Мать выключила электричество. Тогда Маруся укрылась с головой одеялом и прочитала книгу, освещая страницы карманным фонариком. Жизнь Роальда Амундсена ее поразила. Она почувствовала, что не уснет, если не совершит что-то важное, решительное.

Маруся долго сидела на постели, слушая, как пронзительно тонко воет за окном ветер. Эти звуки всегда пугали ее: в них слышалось что-то одушевленное. По привычке ей захотелось юркнуть под одеяло и крепко зажать ладошками уши, но она без особого труда пересилила это желание и подумала со смехом, радостно:

«Это же ветер свистит, и я его совсем не боюсь. Вот я даже к форточке подойду».

Она встала с постели и на цыпочках, чтобы не услыхала из соседней комнаты мать, подошла к окну. Ах, вот она что сделает! Да, непременно, она откроет форточку и высунется наружу.

«Только бы не заскрипела!..» Форточка скрипнула.

Вздрогнув, Маруся обернулась к двери:

«Мама?!»

Зимний холод вдруг охватил ее тело. Она вцепилась в оконную раму и стала считать:

— Раз, два, три…

«До десяти», — подумала она.

А когда произнесла «Десять!» — решила: «Нет, до двадцати!»

«И форточку оставить открытой!» — мелькнула у нее мысль.

После пятнадцати Маруся зачастила: мороз так и пронизывал грудь.

Проглотив «двадцать», она прыгнула со стула, не таясь, бегом, кинулась в постель, нырнула под одеяло. Тело ее била дрожь. В груди ощущалась какая-то холодная пустота и словно иголочками кто-то покалывал.

«Не заболеть бы! — испугалась она. — То Амундсен, герой, а то я, Маруся Лашкова…»

У нее вспыхнуло решение: вскочить, закрыть форточку. Но она мысленно пристыдила себя:

«Неженка!»

Отогревшись, Маруся уснула. А утром ее отвезли в больницу. Врачи безошибочно определили: воспаление легких.

С тех пор жизнь ее переменилась. Она впервые почувствовала себя человеком, который шел в буран на огонек и, достигнув цели, сбросил заснеженную одежду и сел у огня греться. Конечно, мать ужасалась, было много слез и упреков. Отец молчал. Но в молчании его чувствовалось поощрение, и это было для Маруси самой надежной поддержкой.

Лишние шарфы, фуфайки и тому подобные утепления — прочь.

Научиться кататься на коньках — задача.

Научиться спускаться на лыжах с горы — вторая задача.

Попутешествовать — третья задача.

Три задачи. Три рубежа.

Маруся преодолела их в течение года.

Коньки и лыжи были освоены до весны (в то время Маруся училась в седьмом классе), а путешествовать она отправилась летом…

Правда, это было не кругосветное путешествие. Нельзя было назвать его и путешествием в дальние страны. Маруся проехала всего-навсего шестьдесят километров полей, лугов и лесов, разделявших Чесменск и деревню Ивантеевку, — в этой деревне жила тетка отца. Шестьдесят — это, конечно, пустяки для бывалого человека, но ведь Маруся проехала их впервые в жизни одна, без отца и, главное, без матери, которая привыкла держать свою ненаглядную дочурку возле своей юбки.

Жизнь Маруси сложилась как-то так, что она до пятнадцати лет ни разу не жила в деревне (выезды за город в счет не идут), поэтому первое путешествие было ей вдвойне интересно. Как все первое, новое — любовь ли, встреча ли, поездка ли — впечатления того лета надолго, а быть может, на всю жизнь, останутся в ее памяти.

На Полустанке Марусю встретили тетка Гликерия и ее отец, дед Сидор. Тетка была маленькая, сухонькая, прилизанная, а дед — огромный и лохматый. Он одной рукой поддел внучку под мышки, поднял и поцеловал; другой взял чемодан, который Маруся еле передвигала, и легко взвалил себе на сутулую спину. Чемодан прилег плотно, как к чугунной плите.

Началась новая жизнь.

Прежде всего Марусю, привыкшую к хлопотливой и стремительной жизни Чесменска, города, в котором числилось по переписи около двухсот тысяч человек, поразила тишина и медлительность деревенской жизни: тихо и медленно летели над крышами пчелы и птицы, тихо и медленно шли люди, так же тихо и медленно тянулись дни. Эта густая тишина сначала даже угнетала Марусю. Просыпаясь ночью и не слыша знакомого шума (Маруся жила в городе на центральной улице, на самом шумном перекрестке), она пугалась. Но в первое же утро ее покорила красота солнечного восхода. Тишина, разлитая над одноэтажными домиками, окрасилась неведомыми ей, почти сказочными звуками: петушиным криком, скрипом колодезного журавля, пением жаворонка. А потом Маруся поняла, что медлительность окружающей ее жизни — кажущаяся: деревня жила такими же событиями и так же бурно и полнокровно, как Чесменск; просто не ощущалось здесь чесменской кипучей тесноты!

Маруся быстро сошлась и крепко сдружилась с деревенскими девочками-ровесницами, резвыми и горластыми, как мальчишки. Они научили ее