Читать книгу - "Битва за Ориент - Олег Попенков"

Всё должно выглядеть так, будто бы отступающие правительственные войска выполнили приказ полковника и подожгли нефтепровод и хранилища, чтобы они не достались «восставшему народу Ливии». Проследите за спецкором, чтобы работа была сделана добротно, не торопясь. Просмотрите всю отснятую плёнку, прежде чем возвращаться.

И имейте в виду, если вы вновь не выполните приказ, то лучше бы вам остаться на том ливийском берегу! Я уж не говорю о неминуемом разжаловании. Всё ли вам понятно, майор?

– Да, сэр!

– Тогда действуйте, и да сопутствует вам удача!..

* * *

– Мы, мусульмане, с уважением относимся к вашему Богу, только считаем, что Иса – наби. И Мухаммед тоже – наби^[26]. Последний.

Дорошин внимательно слушал, как дискутируют о религии два вечных спорщика на эту тему: православный христианин Борислав и самый активный защитник ислама в их группе спецназа – сирийский капитан Мазен.

Мазен считался среди своих «продвинутым» мусульманином. Его отец был священнослужителем и известным на родине человеком, выходцем из рода суннитских улемов^[27].

Сириец постоянно сыпал цитатами из Корана по поводу и без повода, подчёркивая свою набожность и грамотность в области религиозного культа. Мазен всегда настаивал на том, что деньги для него – не главное и что он находится в Ливии по «идейным соображениям». Однако от денег не отказывался.

В своё время молодой человек, выходец из обеспеченной семьи, получил неплохое образование в Англии, где окончил военный колледж, и свободно говорил по-английски, на котором вполне сносно объяснялся и серб.

За несколько лет пребывания в Ливии Борислав неплохо освоил арабский разговорный язык, однако, когда речь заходила о принципиальных вещах, он всегда переходил на английский. Павел уже отметил для себя эту его особенность.

Как бывший переводчик, Дорошин также хорошо знал, что глубокое волнение сковывает язык, и человек, ранее свободно общавшийся на чужом языке, вдруг начинает спотыкаться.

– Библия – хорошая книга, – продолжал размышления Мазен. – Мы признаём её, как и многие другие священные книги, относящиеся к иным религиям. Только считаем, что за две тысячи лет люди, постоянно переписывая и переводя Инджиль^[28] на разные языки, внесли туда всякие неточности и исправления от себя. Коран – более современная книга, а значит, и более точная! В ней сформулированы самые последние предопределения Создателя. И поверить в Святую Троицу я лично никак не могу. Как такое может быть: три ангела в одном лице?! Всевышний только один!..

– Видишь ли, Мазен, – возразил ему Борислав, – Всевышний, может, и один, только он у нас разный. Ваш бог учит осуждать и судить. А наш говорит: «Не судите, да не судимы будете!»^[29] Ваш бог – грозный и страшный. Он призывает к джихаду – священной войне с неверными. А наш – кроткий. Он учит любить ближнего своего и всё ему прощать: «…дабы и Отец ваш Небесный простил вам согрешения ваши»^[30]. Христос учит: «не убий!» – свободно, со знанием дела цитировал Писание православный воин.

– А почему же тогда ты, человек верующий, носишь оружие и убиваешь людей? – округлил глаза Мазен.

– Я воюю не с людьми, а со злом и с грехами рода человеческого: жадностью, ненавистью, алчностью, жаждой наживы, защищая слабого. Так учит нас Христос. Он говорит, что «нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих!»^[31]

Дорошин слушал, как просто, искренно и вместе с тем очень грамотно и доказательно излагал свои религиозные воззрения немногословный в иной ситуации боснийский серб, и даже позавидовал ему: «Надо же, какая убеждённость! А ведь, похоже, Борислав едва обучен грамоте. Уж, во всяком случае, академий не оканчивал!..»

А ещё Павел испытал стыд. Было стыдно и обидно. Прежде всего за себя, а также за свой Третий Рим, который до сих пор всё не может найти в себе силы, чтобы покаяться в грехах, совершённых страной за целый век. Покаяться, пока не поздно, чтобы разорвать пелену тумана и выйти наконец из «гадких болот» празднословия и обмана, на твёрдую сушу истины! Разорвать путы и вернуться «домой» после долгого странствия, как блудный сын к своему отцу…

* * *

Батальон бригады спецназа в составе двух рот с усилением в виде трёх танков Т-64 советского образца под командованием Борислава занял наспех подготовленные позиции вдоль кромки моря за первыми песчаными дюнами.

Бойцы окапывались несколько часов, не успев передохнуть после ночного марша. Некоторые из них всё ещё продолжали работать, но уже под маскировочными сетками. Им было строго приказано не привлекать внимания.

В тылу подразделения находились нефтехранилища и инфраструктура завода. А прямо перед изломанной зигзагом позицией – портовый пирс, за которым волновалась раздражённая водная стихия.

Под покровом темноты подразделения бригады спешно отходили от Бенгази на максимальных скоростях, посадив личный состав на броню, а также имевшийся в распоряжении автомобильный транспорт.

С рассветом в воздухе появились самолёты-разведчики альянса, парящие высоко в прохладной синеве. Но батальон уже успел замаскироваться, рассредоточить и укрыть боевую технику в песчаных «норах».

Впрочем, воздушная разведка искала не их, а главные силы правительственных войск, подразделения которых конечно же не успели полностью отойти от города и представляли собой главную мишень морских и воздушных сил НАТО.

Дорошин это хорошо понимал. Он время от времени прислушивался, стараясь различить звуки боя. Но отсюда, с морского побережья, где все звуки гасила вода, ничего невозможно было разобрать.

От усталости все валились с ног. Многие уснули прямо на песке, подложив под головы оружие и уткнувшись лицами в береты и подшлемники. Дорошин и сам задремал, убаюканный шумом волн. В воздухе кричали чайки и, постепенно разгораясь в утреннем небе, начинало приятно согревать весеннее солнце.

«Нет худа без добра! – шально подумалось Павлу. – Жалел, уезжая, что не выкупался в море. Теперь такая возможность может представиться. Если не укокошат, конечно».

Дорошин полез в карман, автоматически проверяя, на месте ли банковский чек для Оксаны, и вдруг обнаружил неожиданно для себя её фото, которое почему-то не вложил обратно в киевский конверт. Он вынул его и невольно залюбовался красотой девушки.

«Почему Сашка берёг портрет жены, с которым нигде не расставался, а у меня нет и никогда не было Светкиного фото?! – горько пожалел Дорошин. – Может, я не любил её так, как Саша свою Оксану?… Глупости, конечно, любил! А сейчас?…»