Читать книгу - "Один день без Сталина. Москва в октябре 41- го года - Леонид Млечин"

Вовсе переменять отношение к англичанам не собирались, но всю подрывную работу разведки и Коминтерна тщательно маскировали.

2 октября 1941 года отдел кадров Исполкома Коминтерна отправил генеральному секретарю ИККИ Георгию Димитрову секретную записку:

«Органы НКВД Таджикистана по своей инициативе поставили перед нами вопрос о возможности переброски в Индию находящихся в настоящее время в Сталинабаде индийцев — бывших студентов Коммунистического университета трудящихся Востока — и предложили выделить для этой цели первых двух человек. Отдел кадров считает, что индийцев необходимо постепенно перебросить на их родину, где они могут принести пользу национально-освободительному движению, так как в СССР они нам совершенно бесполезны.

Перед эвакуацией индийцев из Москвы с ними неоднократно была проведена беседа об изменении характера нынешней войны и тактики национально-освободительной борьбы в Индии в связи с нападением фашистской Германии на СССР. Они поняли новые задачи, стоящие перед индийским народом… Но необходимо им дать ряд практических указаний о том, как они должны объяснить свое прибытие в страну, с кем связаться, и еще раз напомнить их основную тактическую линию на современном этапе движения.

Отдел кадров просит Вашего заключения по вопросу об отправке и в случае положительного решения — Вашего распоряжения о передаче отправляемым кратких инструктивных указаний по прямому проводу или радио».

Идея засылки индийцев была местной инициативой. Наркоматом внутренних дел Таджикистана руководил капитан госбезопасности Алексей Васильевич Коротков. Он окончил семилетку в родном селе Шишкино Костромского уезда и Центральные пионерские курсы в Москве, работал в комсомоле, пока его не взяли в НКВД. Он стремительно делал карьеру и в начале 1939 года был отправлен наркомом в Армению, а после начала войны был переведен в Таджикистан.

Советский Союз всячески поддерживал индийцев, которые выступали против британского правления в Индии. Ситуация изменилась, и в инструкции говорилось:

«Без победы над германским фашизмом не может быть достигнута свобода Индии. Поддерживать военные усилия английского правительства в Индии, направленные на разгром фашистской Германии, надо, однако не забывая борьбу за насущные требования индийского народа. Укреплять и развивать в индийском народе симпатии к СССР как единственно последовательному борцу против германского фашизма.

Ни на пути в Индию, ни в самой Индии ни слова не говорить о том, кем посланы и как отправлены. Держаться легенды, которая будет выработана на месте. Ни слова не говорить о путях и связях, использованных для переброски».

6 октября Георгий Димитров ответил: «Можно отправлять только в том случае, если бы переброска была сделана таким образом, чтобы английские власти не могли узнать, что они приезжают из СССР. Если это нельзя обеспечить, то придется еще на некоторое время задержать у нас».

Решили индийцев не отправлять.

Главным было получение военной помощи от США и Великобритании.

Отступление Красной армии рождало тревогу и разочарование среди иностранных дипломатов, работающих в Советском Союзе. Готовность союзников помогать зависела от уверенности в том, что Москва держится.

Но главное — другое. Покинув Москву, Сталин вообще мог утратить власть над страной. Пока он в Кремле, он — вождь великой страны. Как только сядет в поезд, превратится в изгнанника. Не поддастся ли кто-то из его ближнего круга соблазну устранить Сталина и самому взять власть? Или просто выдать вождя Гитлеру, сговориться с фюрером и получить от него, как уже бывало в русской истории, ярлык на княжение в России?..

Маршал Иван Степанович Конев на склоне жизни вспоминал, что Сталин тогда растерялся. В один из октябрьских дней вождь позвонил в штаб Западного фронта Коневу, находившемуся под Вязьмой. И вдруг стал оправдываться, говоря о себе в третьем лице:

— Товарищ Сталин — не предатель, товарищ Сталин — не изменник, товарищ Сталин — честный человек. Вся его ошибка в том, что он слишком доверился конникам. Товарищ Сталин сделает все, что в его силах, чтобы исправить сложившееся положение.

У Конева возникло ощущение, что Сталин не соответствует представлению о нем как о человеке бесконечно сильном и волевом. С ним разговаривал сильно растерявшийся и ощущавший свою вину человек.

Под «конниками» вождь имел в виду своих любимцев, свою главную опору среди военных — выходцев из Первой конной армии, которых он поставил во главе вооруженных сил. Он испугался, что теперь его самого назовут предателем, как он назвал предателями командующего Западным фронтом генерала Дмитрия Григорьевича Павлова и других, и что его тоже могут арестовать и расстрелять.

Он никогда не верил ни своим подручным, ни личной охране.

Адмирал Иван Степанович Исаков рассказывал Константину Симонову, как однажды удостоился чести ужинать у Сталина в Кремле:

«Шли по коридорам, на каждом повороте охранник, деликатно отступающий в проем, как бы упуская из глаз проходящих, но на самом деле передающий их за поворотом глазам другого охранника, который стоит у другого поворота и в свою очередь… Не по себе мне стало, я возьми и брякни:

— Скучно тут у вас…

— Почему скучно?

— Да вот — за каждым углом…

— Это вам скучно, а мне не скучно: я иду и думаю, кто из них мне в затылок выстрелит…»

Вождь сам жил в постоянном страхе. Сталин существовал в мире уголовных преступников. Если он убивал, то почему же его не могли убить? Вот Сталин и боялся покушений.

Тогда, в октябре он вновь испытал все то, что уже пережил в первые дни после внезапного — для него! — начала войны…