Читать книгу - "Ангел Рейха - Анита Мейсон"

Я расхаживала по комнате, засунув руки в карманы брюк (я обычно предпочитала брюки), и размышляла обо всем этом. Внезапно мне в голову пришла такая дерзкая и такая уместная мысль, что я не сумела сдержать радостной улыбки.

– Как по-вашему, они сочтут возможным выразить свою благодарность как-нибудь иначе?

– Полагаю, да.

– Я хочу поступить в авиашколу в Штеттине, где готовят пилотов гражданской авиации.

Он был потрясен.

– Но туда принимают только мужчин!

– Понятное дело, – сказала я. – Именно поэтому для поступления мне необходима помощь министерства.

Если они используют меня, я буду использовать их. И я поступила в штеттинскую авиашколу. Наверное, я действительно им нравилась. А возможно, они просто хотели преподать мне урок. В любом случае – я поступила.

Перед отъездом в Штеттин я навестила родителей. За все время своей работы в институте я приезжала домой только раз, на Рождество. Разумеется, Рождество сопряжено с известными ритуалами, и они – вкупе с присутствием Петера – избавили меня от сколько-либо серьезных разговоров с отцом.

Я решила, что должна попытаться уладить наши с ним отношения. Рано или поздно он непременно сменит гнев на милость. Теперь, когда я начала хорошо зарабатывать, он наверняка посмотрит на вещи шире. Я думала не только об этом.

Когда мы с мамой сидели у камина и пили чай из чашек костяного фарфора, приберегавшихся для особых случаев, она сказала:

– Ты знаешь, отец интересуется твоими делами. Он хранит все газеты, где о тебе пишут. И он всегда читает твои письма.

– Именно поэтому он никогда мне не пишет?

– Ну, ты же его знаешь.

Я осталась с отцом наедине после обеда.

– Итак, довольна ли ты своей работой? – сказал он со своего рода грубоватой приветливостью, за которой, казалось, скрывалось еще что-то. – Она оправдала твои ожидания?

– Она мне нравится, – сказала я. – О большем я и не мечтала.

– Хм-м… – Я видела, что он ожидал такого ответа и что последний привел его в раздражение. – Похоже, ты преуспеваешь. Летаешь здесь, летаешь там. Ты уже много где побывала. – Он бросил на меня взгляд, значение которого я не поняла. – Тебе понравилась Финляндия?

– Я мало чего видела. Мы много работали.

– Не сомневаюсь. Вряд ли они отправили тебя туда просто повеселиться. – Он помолчал. – Это стратегически важная позиция.

– Финляндия?

– Я полагал, ты это понимаешь.

Мне это не приходило в голову. На самом деле я не вполне поняла, о чем он говорит. Но он поколебал мою уверенность, причем намеренно.

Я положила на стол конверт.

– Что это? – спросил он.

Он вскрыл конверт. В нем лежал чек, выписанный на счет моего банка в Дармштадте.

– Я обещала, что верну деньги, потраченные на мое обучение, когда начну работать, – сказала я.

Отец недоверчиво посмотрел на меня:

– И это?…

Я сразу осознала свою ошибку. Но упрямо сказала:

– Теперь я хорошо зарабатываю и могу позволить себе…

– Ты явилась сюда, чтобы оскорбить меня? – осведомился он.

Возможно. Я сама не знала. Да и плевать хотела, поскольку вдруг разозлилась.

– Как ты могла подумать, что я приму от тебя деньги?

– Отец, я действительно хотела вернуть тебе долг!

– Я тебе не позволю. Каждый отец обязан обеспечивать своих детей.

– В таком случае почему ты всегда говорил, что зря тратишь на меня деньги?

– Каждый отец вправе возлагать на своих детей определенные надежды.

– Ты всегда мешал мне поступать правильно! – выкрикнула я.

– Ты невыносима, – холодно сказал он. – Ты даже не в состоянии держать себя в руках.

Он взял чек своими сильными пальцами и разорвал его.

– Мне не нужны твои деньги, – сказал он. – Я бы не принял их в любом случае, но могу добавить, что мне также не нравится их источник.

Начальником штеттинской авиашколы был полковник с худым, покрытым шрамами лицом и с моноклем в глазу.

– Министерство в мудрости своей зарезервировало для вас место на курсе, – сказал он по моем прибытии. – Я не вправе оспаривать решения министерства, но плохо представляю себе, как вы справитесь. Какой у вас опыт по части пилотирования?

Я рассказала. Он выслушал меня с плохо скрываемым раздражением.

– Ладно, посмотрим, как у вас пойдут дела, – сказал он. – Честно говоря, я не вижу смысла обучать женщин пилотированию, не говоря уже о пилотировании таких самолетов, как у нас. – Он показал за окно, на выруливающий на взлетную полосу громоздкий трехмоторный гигант, мгновенно узнаваемый по низко посаженным широким крыльям, гофрированной металлической обшивке и отдаленному сходству с быком.

– Это «Юнкерс-пятьдесят два», полковник.

– Хм-м… да. Впрочем, «юнкере» легко отличить от других машин. Позвольте мне заметить, что пилотирование пассажирского самолета не имеет ничего общего с управлением двухместным «клеймом». Или планером.

– Я знаю, герр полковник.

– Действительно? – Он пристально смотрел на меня с явной целью привести в замешательство. Хотя он сидел за столом, а я стояла, мне казалось, что я пигмей рядом с ним.

– Мы не собираемся делать вам никаких скидок, – внезапно пролаял он. – К вам будут относиться точно так же, как к мужчинам.

– Благодарю вас. Именно этого я и хочу.

– Неужели? В нашей школе соблюдается военная дисциплина. Вы это понимаете?

– Так точно, герр полковник.

– Вы понимаете, что это значит?

– Простите, герр полковник?

– Это значит, прежде всего муштровка. По-вашему, вы способны выдержать муштровку!

– Постараюсь, герр полковник.

Начальник авиашколы внимательно рассматривал меня. Он явно не понимал, за какие грехи ему послано такое наказание.

– Хорошо, – сказал он, поднимаясь. Он протянул неприятно длинную руку в безупречно чистом сером рукаве и нажал на кнопку звонка на своем столе. Потом сказал: – Вас проводят в вашу комнату. Мы вынуждены разместить вас в здании на другом краю аэродрома, не в мужские же казармы вас селить. Я искренне надеюсь, что вы не станете нарушать дисциплину. А если нарушите хоть раз, фройляйн, вы вылетите отсюда прежде, чем успеете понять, что произошло. Это я вам обещаю.

Дневальный отвел меня в мою комнату и прошелся по ней, показывая мне, как раздвигаются занавески и выдвигаются ящики; когда он ушел, я развернула форму, лежавшую на постели. Это была простая солдатская форма, на вид очень большая.