Читать книгу - "«На Москву». Из истории белой борьбы - Владимир Христианович Даватц"

лир из средств Главного командования. Были сняты хлебопекарни, организована выпечка хлеба, и на десятках барж хлеб ежедневно подвозился к пароходам. Таким образом, предсказания морского врача не сбылись в действительности. Вряд ли смертность среди русских была высока, несмотря на тяжелые условия, в которых они находились. Сыпной тиф, этот страшный бич, свирепствовавший в Ростове, Новороссийске и Екатеринодаре и уносивший тысячи жертв, больше, чем гибло в сражениях, в Крыму не был распространен. Явное свидетельство о хорошем санитарном состоянии армии. Он не был занесен и в Константинополь на пароходах.

С 4 ноября по 7-е подходили пароходы и останавливались на рейде «Мода». А уже 9-го стали отходить суда с войсками в Галлиполи и с беженцами в Катарро. Постепенно началась и разгрузка больных и раненых и остальной массы беженцев. Раненые были размещены в русских лазаретах – в здании русского посольства, в Николаевском госпитале, в Харбие, во французском госпитале Жанны д’Арк, а беженцы распределены по лагерям Сан-Стефано, Тузле, на островах Халки и в целом ряде других мест. Участие к русским выказали все иностранцы, но особенно американцы, снабдившие лазареты санитарным имуществом и медикаментами в самых широких размерах и оказавшие самую большую помощь. Также дружно работали и русские организации в Константинополе, Городской и Земский союзы, Красный Крест и представители русского Главного командования, объединившись в центральной объединенный комитет для согласования своих действий. Благодаря общей дружной работе бедствие было предотвращено.

* * *

Константинополь постепенно наполнялся рядом эвакуации, начиная с первой одесской, затем со второй одесской, новороссийской и затем крымской. Массы русских прошли через Константинополь, частью осели в нем, а частью рассосались по другим странам, на Балканском полуострове и в Западной Европе. Кого только не было в среде русской эмиграции – и калмыки, и горцы, и казаки, и крестьяне Южной России. Были и представители зажиточных классов – торговцы, землевладельцы, промышленники. Была, наконец, в большом числе и русская интеллигенция. В рядах армии, а в особенности в первом корпусе, был столь значительный процент со средним и высшим образованием, какой вряд ли существовал когда-либо в другой армии. Были там рядовыми и офицерами и учителя, агрономы, техники, инженеры и студенты высших учебных заведений, гимназисты.

Никогда еще Европа не видела такой массовой эмиграции. Русских считается более 2 миллионов покинувших Россию. Это, в сущности, был выход целых слоев русского народа, мало похожий на французскую эмиграцию XVIII века. Россия лишилась в них своих лучших сил образованного общества. Русские оставили Крым не с тем, чтобы жить за пределами своего Отечества, как эмиграция. Они хотели оставаться русскими, вернуться в Россию и служить только России. Они уходили со своими учреждениями, учебными и санитарными, со своим духовенством, наконец, со своим флотом и со своей военной организацией. Войска расположились в лагерях Галлиполи, Лемноса и Чаталджи, а гражданское население и те, которые отстали от армии, разместились в беженских лагерях или разбрелись в Константинополе. Началось тяжелое существование, когда человек всецело поглощен заботами о насущном хлебе, о ночлеге, о том, чтобы как-нибудь добыть средства для своей семьи. Тяжело было видеть старых, заслуженных людей с боевыми отличиями, торгующими разными безделушками на Пере, русскую девушку в ресторанах на Пере, детей, говорящих по-русски, в ночную пору на улицах, заброшенных и одичавших, солдат в серых рваных шинелях, забравшихся во двор пустой мечети. Сколько раз приходилось встречать поздно ночью людей, укрывавшихся под карнизами домов от дождя и ветра. Нельзя было без краски стыда видеть русскую женщину в компании пьяных английских матросов в кабачке Галата. Какая тоска брала слышать русскую песнь, пропетую на улице женщиной под шарманку.

В этих ужасных условиях борьбы за существование люди были готовы на все, лишь бы как-нибудь устроиться. Одни нанимались на службу в английскую полицию, другие изыскивали способы бежать к Кемалю-паше, третьи завербовывались в иностранные легионы, не брезговали ничем, лишь бы вырваться из бедственного положения. Развивалась погоня за наживой, нездоровая спекуляция, торговали всем, чем могли, брались за все, ничем не гнушаясь, вплоть до открытия игорных домов и ночных притонов. Создавалась нездоровая атмосфера. Со всех сторон к Главному командованию посыпались претензии поставщиков и торговцев, озлобленных за понесенные убытки при крымской эвакуации. Они шумной толпой, друг перед другом стремились расхитить последние средства, оставшиеся для содержания армии. Нужно было оберегать и остатки сохранившейся казны и бороться, чтобы не допустить тлетворных влияний на дух армии.

В столице Оттоманской империи, занятой союзниками, положение русских было особенно тяжелым. Они не имели никакого подданства. Русские официальные представители не признавались. Все зависело от личного усмотрения оккупационных властей. Заступничество русского дипломатического представителя и военного агента могло иметь успех лишь благодаря их личным умениям и хорошим отношениям с союзниками.

Русский консульский суд продолжал действовать, но решения его не были обязательны для английской полиции. Русские были бесправны. Итальянское правительство наложило арест и захватило все серебро, вывезенное из ростовского государственного банка, и казаки были лишены средств, в то время как они были в самом бедственном положении. Французы наложили руку на русское имущество, находившееся на пароходе «Рион», и тем самым отняли одежду и обувь у русских солдат, так нуждавшихся и в том и в другом при наступившей зимней стуже. Мы испили чашу национального унижения до дна. Мы узнали, что значит жить на пайке, который все больше и больше урезывали, угрожая то и дело лишить всякого пропитания и выселить из помещения. Мы узнали, что значит быть в зависимости от заносчивого коменданта и грубого французского сержанта. Мы узнали надменность и высокомерие англичан, дерзость и заносчивость французов. Мы узнали, что значит не иметь права передвижения и с чем связано получение виз на выезд и приезд. На каждом шагу нам давали чувствовать, что русским не разрешено то, что разрешено французам и англичанам. Мы почувствовали, что с нами можно поступать, как нельзя это сделать с другими. Мы почувствовали это, когда нас спускали с лестницы и разгоняли в толпе палками чернокожие, одетые во французскую военную форму, когда нас выталкивали за дверь, чтобы дать дорогу французскому офицеру. Мы поняли, что значит сделаться людьми без отечества. Весь смысл сохранения армии в том и заключался, что, пока была армия, у нас оставалась надежда, что мы не обречены затеряться в международной толпе, униженные и оскорбленные в своем чувстве русских.

* * *

Русские оказались в Константинополе в узле сложных международных отношений. Столица Оттоманской империи была занята союзными войсками, в водах Босфора стояли союзные эскадры. Власть находилась в руках верховных комиссаров