Читать книгу - "Прощание в Дюнкерке - Владимир Сиренко"

Пожалуй, своим нынешним положением он был целиком обязан пану Воралу, хотя и платил ему всякий раз по 10 тысяч крон за информацию о планах Гитлера относительно судето-немецкого движения, о нацистском влиянии на Генлейна, о многих намерениях фюрера и сроках их осуществления. Пять лет назад, в 1933 году, регистратура Генерального штаба передала во второй отдел письмо, в котором некто, назвавшийся паном Воралом, предлагал весьма важные сведения из области античешской деятельности немецких разведывательных служб, назначал свидание и сумму вознаграждения с оговоркой, что в случае отказа он найдет других людей, готовых платить. Поначалу руководство второго отдела (Моравец в то время был совсем молодым офицером, направленным в разведку прямо из военной академии) отнеслось к письму пана Ворала несерьезно: автор письма явно какой-то авантюрист, желающий сорвать куш. Но Моравец настоял и вызвался сам встретиться с Воралом. Он действовал, скорее, по наитию, горя жаждой настоящего дела, — шпионские страсти никогда не были ему чужды. Пошел на встречу совершенно один. Так оговаривалось в письме, но так не поступил бы ни один опытный разведчик.

Экспертиза заключила, что документ, полученный Моравцем от пана Ворала, подлинный. Перепроверка показала, что источник данных Ворала — либо абвер, либо иностранный отдел СД.

Вербовка пана Ворала стала первым настоящим успехом молодого офицера чешской разведки, а сведения, которые он получал от него (не всегда они касались только античешских действий рейха, порой Моравец направлял их коллегам в Великобританию и Францию, те бывали крайне признательны), стали ступеньками карьеры — от руководителя отделения до начальника всего второго отдела Генштаба. Но за все эти годы полковнику Моравцу так и не удалось узнать ни настоящего имени Ворала — кроме денег для продолжения сотрудничества тот требовал строгого соблюдения своего инкогнито, — ни его поста в структуре разведывательных служб рейха. Собственно, для дела это было несущественно, но Франтишек Моравец хотел знать, кто этот человек, так легко и, в общем, дешево продающий нацистские секреты. Он антигитлеровец? Кто он? Сегодня впервые за пять лет Ворал согласился встретиться днем, и Моравец тут же решил этим воспользоваться — посадил у узких окон синагоги двух фотографов. Он молил бога, чтобы затея удалась, снимки оказались четкими. Тогда можно будет сравнить их с фотографиями картотеки и приоткрыть тайну пана Ворала.

Полковник Моравец был готов ко всему — и что его собеседник — адъютант какого-то большого чина СД, и что он может оказаться личным шифровальщиком Канариса, и что он — один из инструкторов Генлейна. но представить себе и сразу поверить, что пан Ворал не кто иной, как Пауль Тюммель, резидент немецкой военной разведки в Чехословакии, — этого полковник Моравец представить себе не мог. Он еще долго будет удивляться этой шокирующей истине. И окончательно поверит в нее лишь после того, как Тюммель будет разоблачен гестапо и казнен. А пока…

— Мой дорогой друг, простите, если задержал. — проговорил Моравец несколько громче обычного, потому что в тот момент, когда он протягивал Воралу конверт с деньгами, из-за поворота аллеи показалась инвалидная коляска с безногим стариком, которую катила немолодая женщина. Имитация инвалидности — это Моравец хорошо знал — отличное конспиративное прикрытие. Ворал тоже проводил глазами инвалида, и только когда коляска скрылась за платанами, ответил:

— Благодарю, но сегодня я не возьму от вас премию. Дело в том, что мне нужна ваша помощь. Вам, пан Франтишек, конечно, знакомо имя профессора Дворника. Не пугайтесь, — спешно добавил он, — мне тоже известно, что это человек близкий к президенту Бенешу. В данном случае меня не интересуют ни секреты президента, ни тайны профессора. Видите ли, не скрою, мы подсылали к Дворнику своего человека.

— Я знаю, — Ворал заметил, Моравец занервничал.

— Поздравляю вас, пан Франтишек. Пан профессор достоин знамени святого Вацлава. Наш работник ничего не смог сделать.

— Так что же вы хотите от меня? — Моравец невольно остановился, они оказались лицом друг к другу.

— Сущий пустяк, но для меня крайне важный. Нам теперь приходится перепроверять, достаточно л и добросовестен в работе с Дворником был наш работник. Не скрою, задание поручено мне. Предстоит очная ставка, обставленная как личная встреча. Чтобы не только профессор, но и наш человек не заподозрил проверки. Поэтому лучше всего провести очную ставку на квартире Дворника. Короче говоря, мне нужно, чтобы диалог профессора и его лондонского знакомца был хорошо слышен моим людям, записан на пленку и, разумеется, чтобы у моих людей было место в том же доме, где они будут слушать и записывать. Ваш конверт с премией я заберу в следующий раз. Таким образом, до встречи. Как всегда, вечером. Сегодня я выигрывал время, дело с Дворником меня торопит. Кстати, ваш инвалид… — Ворал поморщился.

— Инвалид? — искренне удивился Моравец. — А я думал, это ваш инвалид, — и они понимающе улыбнулись друг другу.

Пауль Тюммель уходил из сквера на Парижской улице вполне довольным. Скоро эти рискованные встречи с Моравцем прекратятся — страна обречена. Это он знал с 1933 года и только поэтому предложил свои услуги чешской разведке — почему бы не заработать на агонии? А очная ставка Дорна с Дворником продемонстрирует берлинскому руководству, что резидент владеет обстановкой даже в жестких условиях чрезвычайного положения. Однако Тюммель никак не мог предположить, что и после оккупации Чехословакии ему придется работать на Моравеца, на эмигрантское чешское правительство, на чешское Сопротивление — уже из опасения быть разоблаченным. Сам он при расследовании в гестапо дал показания, что его связи с чешским Генштабом и чешским Сопротивлением объяснялись задачами контрразведывательных операций…

Вечером того же дня в доме, где жил профессор Дворник, внезапно отключилась электроэнергия. Осмотр проводки начали с квартиры пана Феликса. Ремонт сделали быстро, только старому профессору все время казалось, что рабочие, как нарочно, стучат, вскрывая обшивку стен, прямо над его головой.