Читать книгу - "Брат по крови - Алексей Воронков"

Мне казалось, что все это происходило не со мной. Еще вчера я бы ни за что в это не поверил. И теперь я не верил, но это была реальность.

— Я люблю тебя, — сказал я. — Люблю, люблю…

— Да, милый, да…

— Тебе хорошо со мной? — зачем-то спрашивал я.

— Очень… Спасибо, милый, спасибо…

— За что, дурочка ты моя? За что?..

— За все, за все, — шептала она.

Потом, когда я буду вспоминать эту ночь, я пойму, что Илона неожиданно нашла во мне некую отдушину, которая помогла ей на какое-то время забыться. Она была счастлива сбросить с души этот вечный непомерный груз, который начинаешь ощущать тогда, когда теряешь силы и веру в какой-то добрый исход. На войне эта вера тает очень быстро.

Утром мы долго не хотели вылезать из-под одеяла. Проснувшись, мы, не открывая глаз, лежали и притворялись спящими. Нам так не хотелось верить в то, что за окном разгорается этот страшный, этот ненужный, этот уродливый день, который разлучит нас надолго, а быть может, навсегда.

— Ты спишь? — наконец спросил я ее. На душе кошки скребли. Не голова — душа болела, и нервы были напряжены до предела. Так бывает, когда умирает кто-то из близких тебе людей.

Она тяжко вздохнула.

— Ты, наверное, ругаешь себя за вчерашнее? — спросил я ее.

— Нет, милый, все было хорошо, — сказала она.

— Но почему у тебя такой тревожный голос? — произнес я.

— А почему такой тревожный голос у тебя? — в свою очередь, задала она мне вопрос.

Мы поняли друг друга. Мы уже жили будущим, мы жили ощущением расставания.

— Будем вставать? — спросил я ее.

Она не ответила и вдруг:

— Иди ко мне, милый… Поцелуй меня.

Я снова целовал ее, я любил ее, я готов был тут же умереть ради нее…

— Люблю тебя, люблю, — говорил я, целуя ее горячее, покрытое испариной тело.

— Люби, милый, люби… Я тоже тебя буду любить… Милый, милый…

Она вдруг крепко вцепилась в мою спину своими тонкими пальцами, и замерла, и так лежала некоторое время, а потом вдруг как-то разом расслабилась и заплакала.

— Ты почему плачешь? — спросил я ее. — Не надо, зачем?

— Я плачу, потому что знаю, что это лишь сон.

— Это не сон, — сказал я.

— Нет, сон. В жизни так хорошо не бывает, — прошептала она.

Я поцеловал ее в губы. Потом я заставил себя оторваться от нее и спросил:

— Я ведь не первый у тебя?

— До тебя у меня был только один мужчина, — сказала она.

— Где же он сейчас? — зачем-то спросил я.

— Я долго искала у него какую-то харизму, чтобы уцепиться за нее, но я ничего в нем не нашла… Мы расстались, — честно призналась она.

— У меня ты тоже ничего не найдешь, — с грустью произнес я. — Я — простой военный лекарь, которого бросают женщины.

— Мне ничего не надо от тебя, — сказала она. — Разве можно говорить на войне о каком-то счастье?

— Война когда-то кончится, — произнес я.

— Эта война, мне кажется, никогда не кончится. Слишком она странная, — порывисто вздохнув, сказала Илона и нежно провела своей рукой по моей голове. Так гладят ребенка, когда хотят приласкать его.

Мы замолчали. Где-то за окном просыпался город. До нас доносились тревожные и напряженные будничные звуки. Слышалось бесконечное шуршание шин, скрип тормозов, громкие и надрывные голоса автомобильных сигналов.

Гостиница тоже просыпалась. Захлопали двери, и вслед за этим послышались чьи-то торопливые шаги. Где-то рядом раздалось тихое позвякивание ведер. Зазвучали негромкие голоса, утопавшие в длинных гостиничных коридорах. Видимо, это горничные приступали к своим утренним обязанностям.

— Ну что же, надо вставать, — внезапно произнесла она, и это означало, что короткому нашему счастью пришел конец.