Читать книгу - "Трагедии Финского залива - Андрей Платонов"

С 15 августа стала ощущаться нехватка топлива, особенно соляра и бензина. Поэтому резко ограничили выходы в море тральщиков и катеров МО. С одной стороны, это позволило им провести планово-предупредительные ремонты и тем самым подготовить корабли к предстоящей операции, а с другой — еще более ослабило корабельные дозоры и, естественно, контроль за коммуникациями.

Утром 20 августа противник после продолжительной артиллерийской подготовки перешел в наступление по всему фронту. К исходу 23 августа советские войска отошли на главный оборонительный рубеж на ближних подступах к городу. Весь Таллин и гавани оказались в досягаемости огня полевой артиллерии противника. Сценарий развития событий для Военного совета КБФ был ясен, и он не питал иллюзий: дни Главной базы флота были сочтены.

В этих условиях командование искало выход из создавшейся ситуации. Эвакуации не разрешали, тогда 21 августа Военный совет предложил снять войска с Моонзундских островов и Ханко, что позволит создать 10-тысячную группировку войск, и нанести удар вдоль Финского залива «в тыл противника, наступающего на Ленинград». В Таллине предполагалось оставить лишь небольшой гарнизон. По сути, это была слабо замаскированная попытка получить разрешение на выход из окружения по суши. Естественно, что, как только начнется выдвижение наших войск в сторону Ленинграда, корабли флота наверняка получат разрешение уйти в Кронштадт, но тогда количество вывозимых войск сократится до минимума и флот пойдет без обременительного конвоя гражданских судов. 23 августа Ставка приказала всем оставаться на месте.

Пользуясь тем, что на эвакуацию раненых, естественно, запрет не распространялся, и в предчувствии, что уходить все равно придется, 24 и 25 августа из Таллина отправляют два транспорта с ранеными, поскольку с ними сложилась катастрофическая ситуация. Таллин хоть и являлся Главной базой флота и столичным городом, но поток пораженных буквально захлестнул все медицинские учреждения: не хватало ни персонала, ни медикаментов, ни мест. Поэтому вывоз раненых являлся одной из самых актуальных проблем. До 23 июля их, главным образом из армейских частей, эвакуировали по железной дороге. 27 июля противник занял станцию Тапа, и, таким образом перерезал единственную магистраль на Ленинград, оставался только водный путь.

К этому времени в распоряжении КБФ имелся лишь один санитарный транспорт «А. Жданов», оборудованный для 700 раненых. Для перевозки пораженных подходили теплоходы «В. Молотов» и «Сибирь», которые с этой целью вызвали в Таллин. Остальные транспорта, назначенные для вывоза раненых, представляли собою товаропассажирские суда, в срочном порядке примитивно оборудованные по указаниям отдела воинских перевозок.

Сам процесс эвакуации испытывал большие трудности из-за нехватки медицинского имущества и медперсонала, который к тому же не возвращался вновь в базу после перехода в Ленинград. Первую партию раненых отправили 11 и 12 августа на судах «В. Молотов» и «Аурания», а затем 18 августа еще 890 человек на транспорте «Сибирь». Правда, не все места на этих судах занимали раненые и больные. Перевозились женщины и дети, в основном, семьи офицеров. Так на «Сибири» находились, кроме 900 пораженных, 400 гражданских лиц. Безусловно, отправка семей военнослужащих в Ленинград самым благоприятным образом сказалась на морально-психологическом состоянии офицеров. Однако в Таллине на 23 августа оставались еще более 5500 раненых.

Эвакуации раненых морским путем из г. Таллин с 12 по 28 августа

Примечание: 1. В отчете на этой позиции второй раз обозначен транспорт «Алев». Идентифицировать это судно не удалось.

В этих условиях и отправляются 24 и 25 августа два конвоя. На судах, кроме раненых и гражданских лиц, ушли 250 человек личного состава гидрографической службы флота, совершенно бесполезных при обороне Таллина. Переход этих госпитальных судов нам интересен тем, что это были последние конвои перед оставлением Таллина, и получилось что-то вроде разведки боем. Фактически они вскрыли минную обстановку на фарватерах буквально за несколько суток до выхода флота в Кронштадт.

В состав конвоя, вышедшего 24 августа из Таллина, вошли танкер № 11, транспорты «Аэгна» (с командиром конвоя), «А. Жданов» и «Эстиранд», гидрографическое судно «Гидрограф», ледокол «Октябрь» и поврежденный эсминец «Энгельс». Для проводки конвоя за тралами выделялись тральщики «Ударник», № 45 («Ижорец-39»), «Менжинский», № 46 («Ижорец-65»), «Антикайнен» и «Фурманов».

Опыт двух предыдущих проводок показал, что на тральщиках приходилось тратить много времени на замену поврежденных тралов Шульца, из-за чего движение конвоя задерживалось. На этот раз командиру «Ударника» как командиру группы тральщиков приказали вести конвой за тралами Шульца только в темное время суток, а в светлое — использовать змейковые тралы.

Тральщики шли со змейковыми тралами в строю уступа вправо со скоростью около 5,5 узла. С самого начала движения с поставленными тралами, с 10:50, колонны тральщиков и проводившихся кораблей сильно растянулись, так что общая глубина походного порядка от головного тральщика «Ударник» до концевого проводившегося эсминца «Энгельс» достигла четырех миль. При таких условиях выделенные в охранение два катера МО, конечно, не могли обеспечить сколько-нибудь надежную ПВО судов, а базировавшимся на таллинские аэродромы истребителям было уже не до конвоя: они оставались единственным родом авиации, которая реально могла действовать над Таллином. Потому истребители занимались разведкой, корректировкой огня артиллерии, штурмовкой позиций германских войск и т. д. Оставшиеся в Таллине летчики делали по 6–8 вылетов в сутки, причем под непосредственным огневым воздействием противника по аэродромам. По всем этим причинам начавшиеся во второй половине дня налеты авиации не встретили существенного противодействия.

В 14:04 группе из трех юнкерсов удалось повредить двумя бомбами транспорт «Эстиранд», на борту которого находились мобилизованные эстонцы; многие из них стали бросаться за борт. Ледокол «Октябрь» и гидрографическое судно «Гидрограф» застопорили ход, с ледокола спустили шлюпки для спасения людей, а поврежденный транспорт ушел к острову Кери и приткнулся к береговой отмели. «Гидрограф» вскоре присоединился к конвою, а ледокол еще долго оставался на месте и, догоняя затем конвой, трижды рисковал подорваться на мине при последовательном пересечении заграждений И-82, И-38 и И-40.

Через час после первого налета авиации противника тральщики подошли к западной кромке Юминдского минного поля. За время с 15:45 до 17:35 между меридианами 25°16′5 (заграждение И-82) и 25°35′ (заграждение И-60) они вытралили 11 мин и 4 минных защитника, причем десять мин подсекли, и только одна взорвалась в трале. За это же время с мыса Юминданина дважды открывался артиллерийский огонь по конвою (в 16:25 и 16:40), причем один снаряд разорвался у борта танкера № 11 — то есть маршрут находился в зоне огня береговой батареи, хотя его действенность была крайне низка.

Катер МО ставил с наветренного борта дымовую завесу, но она плохо прикрывала конвой от обстрела, так как ее быстро сносило южным ветром в направлении, перпендикулярном курсу конвоя. Зато дымовая завеса временами как бы рассекала конвой на части, затрудняя сзади идущим судам поддержание равнения в строю кильватерной колонны и своевременное обнаружение подсеченных мин. Поскольку даже при слабом волнении на пятиузловом ходу за кормой не оставалось сколько-нибудь четко выраженного кильватерного следа и вместе с тем заметно сказывался ветровой дрейф, движение судов, даже и без помех, создававшихся дымовой завесой, происходило по волнообразной кривой.