Читать книгу - "Щенки и псы войны - Сергей Аксу"

— Вот, сигарет тебе принес.

— Спасибо, Коля, сигареты есть. Ребята угостили. Ты бы лучше мне тетрадку достал с конвертом. Письмо не на чем написать. И стержень, этот, совсем сдох, почти не пишет. Измучился с ним.

— Достанем, Ромк. О чем разговор. Знаешь, у нас ведь в роте ЧП!

— Что там еще случилось?

— Игорь Костромин слинял!

— Как это слинял?

— Как убегают? Вот взял и убежал!

— Смотался, значит, все-таки Игорек!

— Третий день ищут! Всю часть обыскали, все верх дном перевернули. Нигде нет.

— Домой рванул, пацан!

— Домой?

— Хотя, вряд ли, до дома-то полторы тыщи будет!

— В конец достали, «деды»! Тайсон, распоследняя сволочь, кулаки свои распустил! Заставлял его в самоволку за водкой идти.

— Я тоже убегу!

В госпиталь к Ромке, не выдержав, приехала мать. Тревога не давала покоя. Материнское сердце не обманешь, оно чувствовало, что с сыном что-то случилось. Отнюдь не простуда, как он ей писал. Ничего про случившееся он так и не рассказал, говорил, что подскользнулся и неудачно упал. Мать упросила командование дать ему отпуск. Из отпуска в часть он уже не вернулся, мать через комитет солдатских матерей устроила сына в батальон внутренних войск, который дислоцировался неподалеку. Ромку снова определили на кухню. В батальоне не было такой «дедовщины». как в прежней части. Но здесь была другая крайность. Солдаты вместо увольнений в выходные дни работали на строительстве дач и на каких-то армян, с которыми у командования были свои какие-то темные дела. Ромка замкнулся в себе. Один раз «дедушки» попытались наехать на него и его напарника, Вовку Олялина, появившись на кухне, но получили яростный отпор. В ход пошли не только кулаки, но и табуретки. «Кухарки» из драки вышли с честью. С фингалом под глазом да здоровой ссадиной на затылке. После этого побоища к ним уже никто не прикалывался.

Мать часто навещала его. Он сильно изменился. Из улыбчивого оптимистично настроенного парня превратился в неразговорчивого замкнутого солдата, которого уже ничего не интересовало в жизни. Обеспокоенная угнетенным состоянием сына, добилась приема у командира батальона.

— Сын так хотел служить. Так рвался в армию. Мечтал получить военную специальность. Не пытался «закосить» от нее, как сейчас стремятся многие. А что получилось? Околачивается на кухне! Ему же обидно. Молодой крепкий парень. Вы же судьбу ему калечите. Неужели нельзя его перевести в другое отделение, где настоящая военная служба.

— Ни чем вашему сыну помочь не могу! Он сам себе искалечил судьбу. Сам выбрал кривую дорожку. Он не вернулся в родную часть! Он дезертировал! Ему отныне нет доверия! Как я дезертиру могу доверить боевое оружие! Может он завтра с оружием убежит из батальона. А на кухне ему самое место! Там тоже кто-то должен служить!

— Ему, что же, до окончания службы посуду мыть да объедки со столов убирать?

— Я сказал, что будет служить на кухне! Значит на кухне! До конца службы! Я все сказал! — подполковник встал, давая понять, что разговор окончен.

— Ну, тогда хоть нормальную форму ему выдайте. На бомжа стал похож. Вон, в каких штанах ходит, им лет сто, не меньше. Заплатка на заплатке. Живого места нет. И сапоги все стоптанные, дырявые. На ладан дышут.

— Где я вам форму достану? У меня, что склад? У меня таких, как ваш, еще тридцать гавриков. Все беглые. И все они за штатом. Так что, для них у меня обмундирования нет. Покупайте обмундирование сами, если хотите!

«… мама, ты меня не застанешь. Нас, «лишних», перевели в другую часть. В бригаду оперативного назначения. Будут готовить для «горячих точек». Извини, что не успел тебе об этом сообщить. Это было так неожиданно. Приехал какой-то капитан с сержантами оттуда, и нас тут же погрузили на поезд. Здесь не так комфортно, как у нас, но жить можно. Живем в походных условиях. Выдали оружие, новую форму, каждый день занятия и серьезная огневая подготовка. Были даже ночные стрельбы. В роте, главное, коллектив хороший, пацаны подобрались нормальные. Встретил нескольких ребят из бывшей части. Тоже оказались «лишними».

Помнишь, я тебе рассказывал про старшего сержанта Антипова по кличке «Тайсон», который над нами, молодыми солдатами, тогда измывался. Так вот. Ребята говорят, доигрался. Посадили гада. Говорят, что Тайсон «обламывая» молодого солдата перестарался и нечаянно убил его. Он же бывший боксер, и не упустит случая почесать свои кулаки, чтобы кого-нибудь из молодых не повоспитывать. На этот раз ему не сошло с рук. Ударил со всей дури парня в грудь, сердце у парнишки и остановилось. Жалко, погиб, ни за что, ни про что. А эта сволочь получила по заслугам. Отольются ему наши слезы…»

Через пару недель после интенсивной подготовки Ромка и его товарищи были отправлены в Дагестан, где накалилась обстановка до предела из-за прорыва в республику головорезов Басаева.

Саперы с Мирошкиным и овчаркой Гоби двигались впереди, а за ними по обочинам дороги взвод старшего лейтенанта Тимохина, когда Эдик Пашутин, оглянувшись, заметил, как кто-то юркнул в заросли в метрах двухстах у них за спиной. Он тут же доложил об увиденном командиру.

— Продолжаем движение! Самурский, Пашутин, Танцор и Кныш разберитесь, кто там маячит у нас на хвосте, — распорядился прапорщик Стефаныч. Солдаты с автоматами на изготовку исчезли в придорожных посадках. Старались двигаться быстро и бесшумно, внимательно осматриваясь по сторонам.

Неожиданно, идущий впереди, Кныш резко присел и поднял руку. Все замерли. Но было уже поздно. Их заметили. Раздались выстрелы. Кныш и Самурский открыли ответный огонь. Вдруг за поворотом дороги ударил мощный взрыв. Крепко заложило уши, как бывает, когда ныряешь на большую глубину.

— Вперед! — крикнул Кныш, вскакивая на ноги и продираясь напрямик через кусты. Они выскочили на дорогу, над которой все еще стоял столб дыма и пыли. Добежали до поворота. Перед их глазами предстала дымящаяся зияющая воронка, около которой покрытые песком и кровью валялись в изодранном в клочья тряпье изуродованные останки убитого. Танцор, Эдик и Ромка, оглядываясь по сторонам, присели на корточки, стараясь не смотреть на то, что недавно было человеком. Кныш обошел место взрыва, у края дороги замер, внимательно всматриваясь в следы. В селе, до которого было около полутора километров, во всю ревели «бээмпешки».

— Парни! Здесь кровь! Он был не один! — крикнул Володька Кныш, показывая пальцем на примятую траву у обочины. На травинках и серых обломанных кустах темнела большими смазанными каплями свежая кровь. Кровавая дорожка за кюветом пересекала тропинку, вытоптанную овцами, и исчезала в густом колючем кустарнике.

— Фугас ставили, сволочи! — прокомментировал Пашутин. — Специально ждали, когда мы с саперами пройдем, чтобы колонну идущую следом рвануть!

— Да, видно, мы их спугнули! Вот они впопыхах, что-то не так сделали на свою жопу!

— Туда им и дорога, уродам!