Читать книгу - "История русской армии - Антон Антонович Керсновский"

исключительной бездарностью. Галлиполи и Горлица имели последствием падение престижа Согласия на Балканах. Румыния и Греция отвернулись от нас, а Болгария, с лета 1915 года вовлеченная в орбиту Германии, нашла момент удобным для сведения счетов с Сербией и 28 сентября набросилась на нее. Одновременно на Сербию обрушилась переброшенная с русского фронта XI германская армия, подкрепленная VI австро-венгерской армией. Фельдмаршал Макензен возглавил все австро-германо-болгарские силы на Балканах.

Положение Сербии стало отчаянным. Державы Согласия, воспрепятствовавшие ей летом обезвредить Болгарию до подхода немецких полчищ, сейчас растерялись. Россия, совершенно обескровленная, не могла в ближайшие недели оказать никакой помощи. Западные союзники с выручкой не торопились. Голгофу войск короля Петра разделила лишь горсть русских моряков и артиллеристов. Это был артиллерийский отряд капитана Миклашевского – семь морских 75-миллиметровых батарей, из коих две поголовно легли при геройской обороне Белграда 7 и 8 октября. Русской помощью Сербии – перевозкой оружия, боевого снаряжения и продовольствия по Дунаю заведовала Экспедиция особого назначения энергичного адмирала Веселкина. Император Николай Александрович особенно близко принимал к сердцу это дело.

С уходом на Балканы Макензена южную группу неприятельских армий принял фельдмаршал Линзинген. Его Бугская армия была обращена в «группу».

Северную группу Гинденбурга составили VIII армия (бывшая Неманская) генерала фон Белова, Х – пожалованного за Ковно в фельдмаршалы Эйхгорна, группа Шольца (бывшая VIII армия), XII армия Галльвица, IX – Леопольда Баварского, группа Войерша и группа Гронау (бывшая Бугская армия). В южную группу Линзингена вошли армии: IV австро-венгерская эрцгерцога Иосифа Фердинанда, I австро-венгерская генерала Пухалло, II австро-венгерская фельдмаршала Бем Ермоли, Южная германская графа Ботмера и VII австро-венгерская генерала Пфланцер-Балтина.

* * *

В обескровленных рядах русской армии{239} в середине сентября считалось только 870 тыс. бойцов – в полтора раза меньше мирного состава. Весна и лето 1915 года обошлись нам в 2 млн 500 тыс. человек. Было потеряно и 2600 орудий: 900 в полевых боях, 1700 – в крепостях Новогеоргиевске и Ковно. Утрачены были Польша, Литва и Курляндия, потеряна вся стратегическая железнодорожная сеть. Ответственность за катастрофу ложится прежде всего на Ставку. Упорство и стратегия «Ни шагу назад!» – имели результатом отступление не на «шаг», а на целых 500 верст и с разгромом всей вооруженной силы.

В конце марта и начале апреля выяснилось, что о наступательных – в стратегическом масштабе – действиях не могло быть речи. Этому препятствовала как чрезвычайная растянутость фронта (при очень невыгодном начертании), так и отсутствие резервов.

Карпатская операция поглотила все силы и средства Юго-Западного фронта. До конца июля, когда должны были появиться резервы и исчезнуть снарядный голод, положение должно было оставаться в высшей степени критическим. Задачей Ставки должно было сделать эти четыре критических месяца сколь можно менее пагубными для армии и страны. Надо было выиграть время и сохранить живую силу армии, а для этого выход был один: жертвовать пространством.

Выводу Юго-Западного фронта из карпатской мышеловки должен был сопутствовать и вывод Северо-Западного фронта из «польского мешка» (Передовой театр мог иметь ценность лишь в качестве наступательного плацдарма). Предпринимая отход по нашей собственной воле, мы все время оставались бы господами положения, сохраняли бы за собой инициативу, выбор времени и места.

Разработке плана согласованного отхода фронтов и армий должно было соответствовать заблаговременное укрепление ряда рубежей, на которых эти отходящие армии могли бы «показывать волчьи зубы» в наиболее выгодной для себя обстановке. Наш катастрофический отход как раз характеризовался совершенным неиспользованием фортификационных возможностей. Истощенные беспрерывными боями войска должны были сами рыть своими же средствами мелкие окопчики, превращавшиеся затем в братские могилы ураганным огнем германской артиллерии. Заранее же заготовленные инженерами (в большинстве тактически малограмотными) и мобилизованным населением окопы обычно оказывались сооруженными вопреки требованиям тактики, а то и просто здравого смысла, и войска не могли ими пользоваться.

Ряд сражений, предпринятых по нашей воле на заранее подготовленных позициях, причинил бы гораздо большие потери врагу и гораздо меньшие нам, чем те бессистемные и бессвязные тридцати- и сорокадневные отступательные побоища, где зря гибли сотни тысяч людей, непродуманно уничтожались ценные и незаменимые кадры, без пользы расходовались без того скудные боевые запасы. Неприятельское нашествие достигло бы гораздо раньше своего стратегического предела. Мы смогли бы сохранить ценнейшие рокадные линии и железнодорожные узлы Ковеля, Вильно, Барановичей, а быть может, и Бреста. По самой своей природе обремененные «техникой» начала XX века армии были куда тяжеловеснее первых «массовых армий» начала XIX столетия. Наполеон дошел до Москвы, Гинденбург не смог продвинуться дальше Пинска.

Сравнив упадочное полководчество нашей Ставки с таковым же Отечественной войны, мы сможем видеть, насколько стратегия суворовской армии 1812 года была выше стратегии милютинской армии 1915-го. Там, временно жертвуя пространством, Барклай и Кутузов спасли Россию. Здесь, упорно цепляясь за сохранение пространства, губили живую силу, губили страну.

Кампания 1915 года – это Отечественная война «наизнанку». Начало их совершенно тождественно – ожидание удара превосходных сил при кордонном нашем расположении (там – у Вильно, здесь – при Горлице). Развитие – диаметрально противоположно, и оттого противоположны результаты – там торжество, здесь разгром. Неудачной стратегии Ставки соответствовало убожество главнокомандовавшего Юго-Западным фронтом генерала Иванова. Поведение его в горлицкой трагедии недостойно офицера. Этому военачальнику совершенно не хватало мужества – той добродетели генерала, о которой учил великий Суворов.

Значительно выше следует поставить генерала Алексеева. Он, конечно, не был полководцем, но был бы превосходным начальником штаба у настоящего полководца, которого, увы, в России не оказалось. На долю генерала Алексеева выпала исполинская задача вывести из гибельного мешка восемь армий – и это когда все сроки по вине Ставки были уже давно пропущены. Ему пришлось пожертвовать кровью 3-й и 13-й армий в ужасном июльском побоище под Люблином – Холмом (Красный и Валутина Гора этой кампании) и этой дорогой ценою спасти весь фронт. Единственный, зато крупный, промах Алексеева – это Новогеоргиевск. Подлинный мастер военного дела никогда бы не совершил этой ошибки.

Фельдмаршал Гинденбург значительно облегчил генералу Алексееву выполнение этой ответственнейшей задачи. Будь принят план Фалькенгайна и ударь немцы всеми силами по 1-й армии на Нареве, трудно представить себе, в какую катастрофу вылился бы отход Северо-Западного фронта. Поведя удар армией Эйхгорна на Ковно с целью захватить в мешок как можно больше русских армий, Гинденбург и Людендорф утратили чувство меры и в конечном итоге просчитались. Они забыли мудрую свою осторожность при Сольдау, когда отказались от окружения Артамонова, дабы «уметь ограничивать свои желания». Жилинский и Рузский избаловали германских генералов своей «игрой в поддавки» – в лице Алексеева здесь оказался совершенно не тот противник.

Главным