Читать книгу - "Вооруженные силы на Юге России - Коллектив авторов -- История"

жертв. Под влиянием этих чувств написал я немедленно по окончании операции, находясь в хуторе Верхне-Царицынском, письмо генералу Деникину, в коем излил всю горечь своих переживаний. Я упоминал о том, что невыполнение данного мне главнокомандующим обещания, на каковом строил я свой план действий, лишает меня возможности и на будущее время принимать ответственные решения, не будучи уверенным, что последние не будут сорваны распоряжениями свыше. При этих условиях я не считал возможным нести лежащую на мне перед войсками ответственность и просил по завершении Царицынской операции освободить меня от должности командующего армией. Для вручения письма главнокомандующему я командировал полковника фон Лампе. Последний был ознакомлен с содержанием письма.

Проезжая через станцию Котельниково, где находился штаб армии, полковник фон Лампе являлся генералу Юзефовичу. Последний, узнав о командировке полковника фон Лампе, решил его задержать. Однако тот доложил, что имеет от меня приказание безостановочно ехать в Екатеринодар. Генерал Юзефович приказал полковнику фон Лампе по прибытии в Екатеринодар ожидать от него телеграммы, до получения которой письма генералу Деникину не передавать. Сам генерал Юзефович выехал мне навстречу в Абганерово. Он горячо стал упрашивать меня взять мое решение обратно. Полковник Кусонский присоединился к нему.

4 июня генерал-квартирмейстер штаба главнокомандующего вызвал генерала Юзефовича к аппарату и передал ему, что по получении моей телеграммы от 2 июня главнокомандующий отдал приказание спешно направить ко мне закончившую формирование 7-ю пехотную дивизию в составе двух полков и пяти батарей, три бронепоезда, вооруженные тяжелой артиллерией, и, наконец, шесть танков. Ходатайство мое о сформировании управления начальника военных сообщений также было удовлетворено. Начальником военных сообщений был назначен генерал Махров{320}. Лишь после полученного кровавого урока Ставка спохватилась. Я уступил настояниям своих ближайших помощников и приказал телеграммой полковнику фон Лампе письма не вручать.

На фронте Донской и Добровольческой армий наши части безостановочно двигались вперед. Донцы генерала Мамонтова овладели станицей Усть-Медведицкой и двигались далее к железной дороге Поворино — Царицын. Добровольцы взяли Лозовую и Чаплино. На Астраханском направлении удачно продвигались части генерала Эрдели. В Екатеринодаре и Ростове было общее ликование. Вместе с тем от генерала Юзефовича узнал я и много грустного. По его словам, штаб генерала Май-Маевского во главе с ним самим вел себя в Ростове самым непозволительным образом. Гомерические кутежи и бешеное швыряние денег на глазах всего населения вызывали среди благоразумных элементов справедливый ропот. Тыл был по-прежнему не организован. Войсковые начальники, не исключая самых младших, являлись в своих районах полновластными сатрапами. Поощряемые свыше войска смотрели на войну как на средство наживы. Произвол и насилие стали обычным явлением. Как я уже говорил, трудно было первое время в условиях настоящей борьбы требовать от войск соблюдения обычаев войны. В течение долгих месяцев армия жила военной добычей. Разоренные и ограбленные большевиками казаки справедливо хотели вернуть свое добро. Этот стимул несомненно приходилось учитывать. В приказе моем к войскам, говоря о накопленном противником несметном добре в Царицыне, я сам это учитывал. Однако рядом неуклонно проводимых мер я стремился постепенно привить частям моим чувство законности. В этом отношении я имел верных помощников в лице командиров корпусов генералов Улагая и Шатилова. Генерал Покровский и тот, умный и с большой выдержкой, считаясь с моими требованиями, поддерживал теперь в своих войсках должный порядок. Захваченные у красных деньги делились между людьми полков особыми полковыми комиссиями. Часть денег отчислялась в артельные суммы частей. Все же оружие, войсковое и интендантское имущество сдавалось полками и поступало в отдел снабжения армии. Я достиг полного уважения со стороны войск к частной собственности населения. Ежели этого удалось достичь с казаками, то с регулярными частями, в значительной мере пополненными интеллигентным элементом, с огромным процентом офицерского состава, это могло, казалось бы, быть достигнуто и того легче.

Подхода всех обещанных подкреплений я мог ожидать только около 15-го. До этого времени я решил возвратиться в Котельниково. Предстояло немало работы, необходимо было прочно наладить тыл и обстоятельно подготовиться к предстоящей серьезной операции. В Котельниково приехал ко мне по поручению атамана походный атаман Кубанского войска, генерал Науменко. Науменко горько жаловался мне на несправедливость главного командования к кубанским казакам, на незаслуженное и обидное, по сравнению с донцами, к ним отношение. Вновь всплыл вопрос о создании Кубанской армии. Я мог лишь повторить то, что говорил в Екатеринодаре и Ростове.

Генерал Науменко сообщил мне, что главнокомандующий и генерал Романовский мною очень недовольны, мне ставилась в вину резкость моих телеграмм. Генерал Романовский говорил генералу Науменко, что тон этих телеграмм совершенно недопустим, что «генерал Врангель не просит, а требует, почти приказывает». Ставил мне в вину генерал Романовский и то, что в недоразумениях кубанцев с главным командованием я не стал всецело на сторону последнего. Тем не менее я был доволен, что наконец добился получения обещанных подкреплений. Правда, взамен прекрасных пластунских частей я получал неизвестную мне 7-ю пехотную дивизию. Дивизия едва успела закончить формирование; некоторые части не имели обозов; состав частей был сборный; начальники новые. В разговоре по аппарату с генералом Юзефовичем сам генерал Романовский характеризовал дивизию как «неопределившуюся». Тем не менее, при почти полном отсутствии в армии пехоты, 7-я дивизия значительно усиливала армию, а прибытие тяжелой бронепоездной артиллерии и, главным образом, танков давало возможность бороться с позиционной и судовой артиллерией красных и преодолеть искусственные препятствия. Я, в бытность в Екатеринодаре, видел пробную работу танков с обученными английскими инструкторами русскими командами и тогда же оценил всю мощность этого средства позиционной борьбы.

12 июня пал Харьков. Донцы быстро продвигались на север. В газетах был опубликован ряд приветствий, адресованных генералу Деникину старшими начальниками, в связи с решением его подчиниться адмиралу Колчаку. Я не считал удобным в порядке подчиненности выражать главнокомандующему одобрение или порицание тому или иному решению его, имеющему государственно-политический характер. Однако, не желая, чтобы молчание мое было истолковано как не сочувствие его решению, я написал генералу Деникину частное письмо, выражая глубокое уважение перед выполненным им гражданским долгом. В ответ я получил весьма любезную телеграмму главнокомандующего.

13 июня в Ростове, где происходили заседания Южно-Русской конференции по созданию так называемой южно-русской власти, долженствующей разрешить взаимоотношения главного командования с автономными казачьими правительствами, был убит один из наиболее ярких представителей кубанских самостийных групп С. К. Рябовол. Убийцы успели скрыться. Часть прессы приписывала убийству политический характер.