Читать книгу - "Над Тиссой. Горная весна. Дунайские ночи - Александр Авдеенко"

- И ребят нету.

- В школе?

- Это в их-то года?! Опомнись, отец! Старшему двадцатый пошел, младшему - восемнадцать.

- Где же они? На рыбалке?

- Хватай выше!

- Не понимаю. Чего-то недоговариваешь.

- Ох, сынок, десять коробов я тебе недоговариваю! - Она вытерла о ситцевый фартук руки. - Пойдем, в доме все расскажу… Не упирайся! Иди на свет божий, дай мне разглядеть тебя как следует.

- Постой, маманя! Нельзя мне на свету быть. С той стороны я сюда пробился!.. Беглец.

Домна Петровна не ждала от сына таких слов. В глазах ее уже не светилось счастье. Они наполнились страхом.

- Беглец?… Откуда?… - прошептали похолодевшие губы, а руки безжизненно повисли.

- Границу нарушил. Под водой. В маске. Сделался жабой, чтобы вырваться домой. Ох, мама, и натерпелся!.. По самые ноздри хлебнул горькой жизни. Невмоготу больше, вот и вернулся. Добром нельзя было, так я хитростью выкарабкался.

Домна Петровна окаменела, слушая сына.

- Известно, не помилуют власти, если узнают, что объявился я.

- Если узнают?… - переспросила Домна Петровна. - А разве ты скрываться хочешь?

Дорофей не сразу ответил. Подумал, сказал:

- Явлюсь с повинной. Только не сегодня. И не завтра. - Он схватил холодную, чужую руку матери, прижал к своему лицу. - Матунюшка, не осуждай! Не за свободную жизнь я цепляюсь. По вас стосковался. Насмотрюсь на тебя, на Мавру, на ребятишек, отведу душу, а потом… А пока никто и ничего не должен знать… На острове есть пограничники?

Мать незряче смотрела на сына, думала о своем.

- Я спрашиваю, на острове есть пограничники?

- Ты один?

- Что?

- Я пытаю, ты один вернулся с той стороны?

- Один. А что?

- Значит, с повинной?

- Ну да. Указ есть насчет помилования таких, как я, покаявшихся.

- А в чем виниться будешь?

- Границу перешел, закон нарушил.

- Всё?

- Понимаю!.. Не веришь? Что ж, дело твое, спроваживай родного сына на тот свет.

- Что ты! - испугалась Домна Петровна. Руки ее обрели силу, потеплели. Схлынула с лица бледность. Обхватила Дорофея, прижалась к нему. - Верю! Если уж тебе не поверить, то лучше не жить. Чего ж мы тут прохлаждаемся? - всполошилась Домна Петровна. - Пойдем до хаты.

Он переступил порог и замер. Стоял, облокотившись о притолоку, и с изумлением рассматривал обстановку. Хата прежняя, а внутри…

- Проходи. Раздевайся. - Мать взяла его за руку, потащила к дивану, усадила… - Ну, вот ты и дома, сынок!

Тепло, а Дорофея все еще бьет дрожь. Мать поставила на стол графин с водкой, стакан, тарелку с яблоками.

- Замерз ты, как цуцик. Грейся!

Он налил полный стакан и выпил.

- Запасливые, хотя и без мужиков живете. Кто же из вас горькую пьет? Ты? Мавра?

- Гостей ублажаем.

- А часто они у вас бывают?

- Бывают.

Водка согрела Дорофея и вернула ему потерянную уверенность и смелость. Похрустывая яблоком, он оглядывался.

Не изменилась просторная, с окнами на Дунай горница: те же дубовые балки, выступающие на потолке, те же медовой желтизны деревянные стены. И все-таки это не та хата, в которой родился и вырос Дорофей. Многое изменилось. Выветрился мужской дух, дух рыбачьих сетей, болотных сапог, пропитанных рыбьим жиром. И охотничьим порохом не пахнет. Только яблоками. Яблоки, яблоки, яблоки. На полу, на подоконниках, в корзинах, под кроватью и даже на шкафу. Краснобокие. С девичьим румянцем. Темно-красные. Алые. Огромные, в кулак богатыря.

Не только это изумило Дорофея. Сияет полированный, с зеркальной дверцей шкаф, тумбочка с радиоприемником, мягкий диван. Круглый стол накрыт цветастой скатертью и окружен хороводом стульев. В соседней полусветлой комнате, в так называемой боковушке, Дорофей увидел дорогую кровать, гору белоснежных подушек, шелковое одеяло, большой ковер и стеклянный шкафчик, полный посуды.

Добро не показное, не для людей выставлено. Давным-давно обжито, стало привычным.

- Вот, значит, как вы живете!.. Завидно!

- Сам себе завидуешь. - Домна Петровна подошла к сыну, как маленького, погладила по светлым, чуть влажным волосам. - Отдыхай, а я побегу творить угощение.

- Постой, мама!.. Здорово, говорю, живете. Бросил вас бедняками, а вернулся… к богатеям. Раньше у нас так жили только немцы-колонисты, а теперь Глебовы на их место заступили. Ишь, как возвысились! Выходит, жене выгоднее жить без мужа, детям - без отца, матери - без сына.

- Обидно, что хорошо живем?

- Богатство ваше испугало. Откуда оно? Когда и как разбогатели?

- Почти все наши островные так живут, слава богу!

- Все?… Это почему?

- До работы стали жадные. И трудодень увесистый, удачливый, словно икряная белуга. Сад-то наш и пасеку видел?

- Ну, видел.

- С него все богатства собираем. Садище! Первый на Дунае! Во всех газетах пропечатали похвалы нашим яблокам и грушам, винограду и айве. И диплом на выставке в Москве выдали.

- А кто его посадил?

- Все. Старый и малый. И на мою долю штук двадцать саженцев приходится. А командовала твоя Мавра.

- Командовала?… Это с каких пор она в командиры выскочила?

- Люди вытолкали. Председателем колхоза избрали.

- А за какие заслуги?

- Ох, Дорофей, рассказывать мне про это и рассказывать!.. С утра до вечера и с вечера до утра. Соловья баснями не кормят. Пойдем - накормлю, напою.

- Сиди, матунюшка! Рассказывай… За какие, говорю, заслуги Мавра в вожаках ходит?

- Работящая она. Головастая хозяйка. Вроде как пчелиной матки: одна за всех, а все за нее.

- Так!.. Уродилась обыкновенной пчелой, а стала маткой. Как же это случилось?

- А я и сама, по правде сказать, не доглядела - как. Вон дерево - разве уследишь, как оно тянется к небу!..

Дорофей умолк, разглядывая стоящий под окном тополь. Ствол его уже толще корабельной мачты, серебристо-атласный. Гнездо аиста чернеет в зеленой листве. С вершины тополя виден, наверное, Дунай, протока, соседние острова, плавни, весь Лебяжий, с его садами, пасеками, дамбой.

- Когда дамбу насыпали? - спросил Дорофей.

- Давненько. Еще ребята в пятый класс бегали.

- А денег где раздобыли? В долги залезли?

- Никаких долгов. Дунайские морячки подсобили. Измаильские рабочие трактора прислали, да и сами работали. Такое творилось в то лето!.. Чистый праздник. Народу - тьма-тьмущая. Машины днем и ночью гудели. Музыка. Песни.