Читать книгу - "У «Волчьего логова» - Петр Трофимович Кугай"

Несколько полицаев спрыгнули в яму и принялись расставлять в ней людей, чтобы стояли не кучей, чтобы равномерно распределились по всей длине. Милентия схватили за руку и отвели на самый край ямы.

Потом ударил пулемет… С треском разряжались автоматы. Все сдерживаемые до сих пор стоны, вздохи, беззвучный крик и бесслезный плач — все это теперь вырвалось в одном душераздирающем вопле, который нестерпимым пламенем рванулся к небу…

— А ну вылезай. Бери лопату — закапывать будешь.

Его вернули в Калиновскую тюрьму. Потом еще дважды водили на допрос, били, но теперь он знал наверняка, что даже во сне не скажет им больше ничего.

После второго допроса его поместили в другую камеру. В ней сидели только три человека. Милентий был четвертым. Через несколько дней двоих из них повесили. Из окон было видно двор и виселицу.

Больше месяца Милентия не трогали. Снова успели зажить раны от побоев. Но однажды ночью в камеру вошел полицай:

— Кульчицкий, иди в жандармерию полы мыть.

Милентий взял ведро, тряпку и пошел вместе с часовым. До рассвета, пока в жандармерии никого, кроме оперативного дежурного, не было, он вымыл полы в служебных помещениях.

Когда работа была окончена, отжал тряпку, положил ее на дно пустого ведра и вместе с конвоиром пошел обратно. Наступал рассвет. Милентия вели через базарную площадь. И в это время на фоне бледнеющего неба он увидал, что на перекладине виселицы болтается приготовленная петля. Сразу вспомнил, что сегодня воскресенье. А именно по воскресеньям, в базарные дни, на площади казнили обреченных — на страх другим.

С тяжелой душой прошел он по коридору до своей — последней налево — камеры. В ней уже не спали. Тяжело опустившись на нары, Милентий сказал:

— Сегодня опять кого-то повесят. Петлю приготовили.

И тут услыхал шаги. В такую рань могли идти только по одной причине — за обреченным. Вот шаги в коридоре. Ближе, ближе… Милентий прикидывает в уме, как они прошли мимо одной двери… Мимо второй… Шаги равномерные, неотвратимые. Вот и третью дверь миновали. Дальше дверей в коридоре нет — только в их камеру.

— За кем-то из нас, — побледнев, сказал сосед и отошел к окну.

Звякнул засов, распахнулась дверь. Занимая собой весь проем, широко расставив ноги, стоял жандарм. На груди полумесяцем болтается какая-то железка, френч с накладными пухлыми карманами, рукава засучены. Не спеша полез в карман, достал вчетверо сложенную бумажку и прочитал:

— Куль-тши-ски…

И только теперь Милентий поверил, понял, почувствовал, что это смерть. Он встал с нар и… потерял сознание.

Подпольщики, конечно, не забывали о том, что Милентий в тюрьме. Товарищи пытались связаться с ним, изучали систему охраны тюрьмы, пытались разведать, кто там служит. Но ничего утешительного не узнали. Только Игорю удалось поговорить с Лереном. В полицейской форме ему это было удобнее сделать.

— Ко мне приходила мать Кульчицкого, — говорил Игорь. — Она хотела бы хоть чем-то облегчить его участь… Передачу в тюрьму передать или, может быть, еще чем-то помочь. У меня нет никого знакомых в жандармерии — решил обратиться к вам… Она, конечно, щедро отблагодарит вас. У нее довольно состоятельные родственники.

— Сейчас об этом не может быть и речи. Он не говорит, где они взяли пистолет!

— Что вы! Мальчишка, возможно, и не знает ничего о пистолете.

— Будьте осторожны, — назидательно сказал Лерен, косясь на полицейскую форму Игоря, — такой бандит может выстрелить в спину и мне и вам.

На этом разговор и окончился.

А Милентий и в этот раз пережил свою смерть. Когда он пришел в себя, сосед по камере сообщил:

— Ушли. Когда ты грохнулся, сапогом твое лицо повернули, посмотрели и ушли.

После этого случая у Милентия как будто внутри что-то обломилось. Он целыми днями сидел на нарах и прислушивался к шагам в коридоре. Не знал Милентий, что фашистам теперь не до него. Они нервничали. Все упорнее ходили слухи о тяжелейших боях и больших потерях в Сталинграде.

Надвигалась зима, а конца войны, который они уже второй год ожидали со дня на день, не было видно. С 16 июля штаб верховного руководства во главе с Гитлером и генеральный штаб сухопутных войск находились здесь, под Винницей. В Калиновке, Коло-Михайловке, Стрижавке, Ольховой и других селах, расположенных рядом с «Вервольфом», разместились многочисленные руководящие органы гитлеровской военной машины: связисты, охранные войска, снабженцы. Даже Геринг перенес сюда свою ставку главнокомандующего воздушных сил… Почти ежедневно в Калиновке появлялись всякие инспекции и комиссии. Поэтому полицейские чины от руководителей гестапо до следственных работников жили в постоянном напряжении и страхе. А тут, как назло, в каждом из окрестных сел то листовки, то нападение на представителей местной власти, то акты саботажа и диверсий.

Рыжий следователь видел все время перед собой кнут и пряник. Кнутом была постоянная угроза отправки на фронт, а пряником — перспектива повышения по службе. Найти хотя бы тоненькую ниточку, которая ведет к подпольной организации, означало для него — выжить. Об этом каждый день напоминали ему и в устных и в письменных приказах, распоряжениях, циркулярах и сам начальник личной охраны Гитлера Ратенхубер, и руководители охраны «Вервольфа» Штреве, и Даннер.

Вот и не спешил следователь расставаться с теми, за кого при нужде можно было ухватиться, как за соломинку. Хоть не для дела — для отчета, для показа многочисленным проверяющим, а может быть, и для передачи в более квалифицированные руки. Таких, как Милентий, у него было несколько.

В конце октября Милентия снова стали водить на допрос. Били, пытали с не меньшей жестокостью, чем раньше.

Однажды в камеру за ним пришел сам следователь. Милентий лежал без сознания. Рыжий долго стоял, тупо уставясь на него.

— Капут, — сказал наконец он и ушел.

Вечером по просьбе Лерена в камеру пришел врач, тщательно осмотрел Милентия, сделал ему какой-то укол. Лерену он сказал:

— Безнадежен. Его дни сочтены. Серьезные повреждения внутренних органов.

И лишь после этого Лерен подошел на станции Калиновка к Игорю.

— Ну что ж… — сказал он. — Пусть мать Кульчицкого несет свою благодарность. Есть возможность перевести ее чадо из тюрьмы в больницу.

Уговаривал ли он следователя или сам так решил, но на следующий день Милентия из тюрьмы перенесли в больницу, в изолятор с решетками. Правда, в решетках особой необходимости не было. Милентий был в таком состоянии, что, если бы его койка стояла в чистом поле, он бы не смог даже упасть с нее.

У «ВОЛЧЬЕГО ЛОГОВА»

Одна