Читать книгу - "Вервольф. Осколки коричневой империи - Фрайгер Рут"

Высказывания о том, что немцы культурно не приспособлены к партизанской войне, базируются на банальных концепциях о «духе Пруссии» и не имеют ничего общего с обстановкой, сложившейся в Германии в 1944–1946 годах. Действительно, прусская автократия в XVII–XVI11 веках негативно относилась к народным порывам и энтузиазму, отдавая предпочтение строгой военной дисциплине. Так же верно и то, что объединение Германии в XIX веке было достигнуто вовсе не благодаря народным восстаниям или партизанской войне. В Новое время Германия не имела столь массовых повстанческих движений, какие можно было наблюдать в странах Средиземноморья. Но, с другой стороны, рост немецкого национализма вынудил реформаторов создавать массовые армии, в которых солдат, прежде всего, должен был быть ярым патриотом своей Родины. Это создало новые концепции ведения боевых действий, которые были просто невозможны в условиях существования рекрутских армий. В итоге, после боевых действий 1860-х— 1871-го годов, Первой мировой войны военные предпочли делать ставку на маневренность, мобильность и личную инициативу, которые должны были стать важнейшими качествами немецкого офицера. В последние годы Первой мировой войны у Германии появились даже свои легендарные личности, которые в нарушение прусской доктрины открыто прибегали к тактике партизанских действий. Таковым стал, например, Пауль фон Леттоф-Форбек, чья кавалерийская часть успешно действовала в Восточной Африке. Но даже здесь партизанские действия расценивались лишь как вспомогательные военные операции.

В свете этого нет ничего удивительного, что в 1944–1946 годах в Германии произошло множество партизанских нападений на части Союзников и тех немцев, которые согласились сотрудничать с оккупационными властями. Число подобных акций достигло своего пика весной 1945 года, когда «вервольфы» взрывали мосты, расправлялись с советскими и союзническими офицерами, расстреливали из засад транспортные колонны, разрушали здания, где располагались новые органы власти. В те дни почти все улицы германских городов были увешаны листовками, которые угрожали «предателям, решившимся сотрудничать с оккупантами». Саботаж продолжился даже после того, как отгремела война и жизнь в Германии вошла в мирное русло. В те дни «вервольфы» обрезали телефонные провода, пытались пускать под откос поезда, при удобном случае не отказываясь от организации засад. Во множестве случаев бомбы взрывались в судах, где проходили процессы «денацификации». Все эти случаи позволяют вывести определенные закономерности, наметить некую тенденцию, которая существовала в послевоенном немецком обществе.

Большинство акций нацистского сопротивления носило спорадический характер. Организовывались они либо мелкими группами, более походившими на банды, либо партизанами-одиночками. В этом отношении нацистский террор послевоенного периода очень походил на события «эпохи борьбы», когда нацисты еще только рвались к власти. В те дни угрозы и расправы носили неорганизованный характер и не были похожи на четко отработанный механизм террора, возникший в годы существования Третьего рейха. В обоих случаях речь шла о действиях активистов, чьи политические убеждения граничили со слепым фанатизмом.

«Вервольфы» оказались в сложной ситуации, историки фактически не уделяли им внимания, в то время как оккупационные власти в свое время бросили на борьбу с этим подпольным движением немалые силы. В итоге все усилия «вервольфов» оказались бессмысленными. Их акции даже не позволили создать легендарный ореол, который, например, возник со временем вокруг создателей ландштурма 1813 года или организаторов саботажа в оккупированном французами Руре в 1923 году. В целом нацисты сами оказали «медвежью услугу» «вервольфам». Сея в Третьем рейхе взаимные подозрения и повсеместное недоверие, они фактически лишили «Вервольф» массовой поддержки. Некоторые исследователи, впрочем, полагают, что бывшие «вервольфы» стали идейными вдохновителями неофашизма. Самое парадоксальное, что иностранцы всегда были склонны романтизировать «вервольфов», в то время как сами немцы в настоящий момент относятся к ним крайне отрицательно. В принципе это очень легко объяснимо: иностранные радикалы (особенно европейские) считали «вервольфов» неким символом борьбы против «неевропейского» влияния, превратив этих партизан едва ли не в первых борцов против всемирного американского засилья.

Подобную точку зрения можно найти в фильме «Европа», снятом в 1991 году известным датским режиссером Ларсом фон Триером. Фон Триер видел в «Вервольфе» зловещую организацию, впрочем, никак не увязывая ее с Германией. Он как бы исподволь ставил знак равенства между американскими оккупантами и немецкими подпольщиками. Главный герой, невольно ставший «вервольфом», изображался фон Триером как смущенный и дезинформированный патриот своей страны. Не обошла тема «вервольфов» и Россию. Достаточно вспомнить фильм «Александр Маленький». Но есть и другие, более зловещие проявления этой «исторической» памяти.[3]

Не менее удивительно, что положительная память о «вервольфах» сохранилась в приграничных с Германией территориях: Южном Тироле, Судетах, Силезии. Там в свое время наблюдалось непропорционально большое количество акций, осуществляемых «вервольфами». В Южном Тироле, где жила крупная немецкая община, в 60-х годах XX века можно было наблюдать очень сильное неофашистское движение. В этих областях «Вервольф» считался защитником этнических немцев.

Итак, что же представляла собой организация «Вервольф»? Накануне своего военного краха умирающий гитлеровский режим попытался целенаправленно подготовить массовое движение сопротивления. Но в итоге подготовка «вервольфов» оказалась раздробленной между различными структурами партии и СС. Основные диверсионные группы «Вервольфа» готовились все-таки в недрах СС. Добровольцев в них вербовали из состава нацистской молодежной организации «гитлерюгенд». Партийные структуры в основном занимались политическими сторонами подготовки «вервольфов». В итоге они как бы стали предтечами немецкого неофашизма и строились на идеях Йозефа Геббельса, активно распространяемых по радио. Но ни одну структуру «вервольфов» идеологически не ориентировали на поражение Германии, хотя многие говорили о «последней решающей битве».

Так или иначе, но формирование отрядов «Вервольфа» стало последней военно-политической инициативой нацистского руководства. В условиях, когда было ясно, что война проиграна, подобные начинания удачно демонстрировали истинную природу гитлеровского режима. «Вервольф», раздробленный между различными военными и политическими структурами, стал одной из самых красочных иллюстраций того, что Третий рейх никогда не был монолитным тоталитарным государством. О гитлеровской Германии было бы правильнее говорить как о феодальном государстве, где царила раздробленность. Многочисленные бюрократические «княжества» вели неустанную войну со своими соседями. Также нельзя не заметить, что нацистский режим никогда не пользовался безоговорочной поддержкой населения, даже в «золотые дни» нацистского движения, пришедшиеся на середину 30-х годов. В 1944 году Гитлера поддерживали только его фанатичные поклонники, в то время как большинство немцев предпочли самоизолироваться, уйти во «внутреннюю оппозицию».