Читать книгу - "Броневержец - Владимир Коротких"

Он без труда определил это по форме солдат. Вместо хлопчатобумажного обмундирования и кирзовых сапог, что выдавались в Союзе, на них была добротная полушерстяная форма и юфтевые сапоги.

Подойдя ближе, он остановился и спросил у сержанта, курившего на ступеньках вагона:

— Откуда пригнали?

Тот, некоторое время помолчав, все же ответил:

— Из Чехословакии — Центральная группа войск. А вы откуда?

— С Украины. — Леха поставил чемодан на землю. — Долго ехали?

— Сначала летели несколько часов до Ташкента с посадкой в Астрахани для дозаправки, а потом от Ташкента несчастных триста километров поездом больше суток пилили, от столба к столбу. Тут уже со вчерашнего вечера стоим.

— А разгрузочные платформы далеко?

— Там, дальше, примерно в километре, — махнул сержант. — Слышите, моторы гудят?

Леха мерно ступал по источающим густой креозотовый дух шпалам. Небо опять затянули плотные облака. Стало ветрено, заморосил мелкий дождь. Леха все чаще перехватывал тяжелый чемодан из руки в руку. Пальцы занемели от рукоятки, которая в конце концов прогнулась и оторвалась от креплений. Тогда он взвалил чемодан на плечо и, ссутулившись, глядя себе под ноги, медленно пошел на гул двигателей. Монотонная ходьба, однообразный вид шпал и собственных, забрызганных грязью сапог скоро приглушили раздражение на легкую отечественную промышленность, производящую такие вот дурацкие чемоданы. Дождливая серость действовала успокаивающе, подвигая его к некоторым размышлениям: «Интересно, чего там Танька мне в последнем письме написала? Может, надо было все же прочитать? А потом аккуратно заклеить и обратно отправить, с понтом — и не читал вовсе. А чего тебе, товарищ прапорщик, баба напишет, которая тебя, как кизяк через плетень, зашвырнула?» — Леха остановился, перекинул чемодан на другое плечо и продолжил ходьбу с попутными раздумьями: «Чего напишет? Да того: здравствуй, мол, милый Леха! Ты там еще не сдох от тоски без меня? Смотри, не повесься, а то я не вынесу утраты! Эту херню небось и написала! Они всегда в армию пацанам одно и то же пишут, успокаивают, когда сблудиться надумают. А мы че, дураки? Так, бляха, все и вешались бы! Щас тебе, разогнался, где веревка?! Пусть лучше меня блохи в окопе до смерти закусают, чем я сам повешусь! Или лучше сдохну, например от какой-нибудь азиатской неизлечимой болезни, лучше венерической, чтоб как настоящий мужик. Я, может, наоборот, полный радости и веселья, что руки мои теперь только чемоданом занятые, но в моральном смысле вполне свободные. Если вся армия через бабье перевешается, то кто их от китайцев защищать будет?» — Он снова перебросил ненавистный чемодан на другое плечо и сменил уклон в теме рассуждений: «А может, написала все же, что соскучилась и большая дура была? Написала, что любовь проснулась в ней от разлуки?! Мол, поняла своими улиточными мозгами, что жизнь, милый Лешенька, без тебя теперь не жизнь, а просто говно! А? Бывает ведь такое? Ни с того ни с сего — раз, и уже любовь! Бывает. Но чего-то, когда она уезжала из села, то не сказала мне, что насовсем улепетывает. Письма опять же в основном про погоду писала, будто я, блин, синоптик ученый и сведения про погоду на всем земном шаре коллекционирую. На хрена мне знать, какая у тебя там в городе погода выдалась? Мне что, от этого жить веселее будет? Точно, блин! Когда в город ехала, думала, сразу там красавца найдет, гения в очках и с большими толстыми ушами, а я для нее вроде разминки был, как конь гимнастический, с ручками на горбу! Че? Не нашелся, блин, красавец?! Значит, иди, Леха, опять сюды?! Буду снова на тебе скакать, за ручки держаться! А может?! — Леха остановился, опустил чемодан, и даже задержал дыхание. Он вытащил сигареты, закурил и продолжил обдумывание внезапно посетившей его догадки: — Да ну, не может быть! — Он глубоко затягивался и выпускал клубы дыма, как небольшой маневровый паровоз, отчего сигарета быстро сгорела, а во рту собралась никотиновая горечь. — Нет, не может быть! Откуда там чему взяться, если от ее отъезда до письма полгода прошло? Да если там чего и завелось, то я в этом случае уже ни при чем. Небось гений очкастый постарался? Ну, тут уж, как говорится, кто-то теряет, а кто-то находит. Я при последней встрече в ресторане даже портянок снять не успел! А поцелуйчик в щеку к таким катаклизмам не приводит!» — Он снова взвалил чемодан на плечо и резво, будто убегая от последней мысли, зашагал по путям. Вдали уже виднелись платформы с техникой.

Трудностей по доставке к месту службы не возникло. Спустя полчаса Леха уже покачивался рядом с водителем на жестком сиденье новенького «УРАЛа».

Солдат-водитель всю дорогу восхищался новой машиной, выплескивая на Леху свою радость, чем значительно улучшил его настроение, навеянное последними размышлениями.

«Нет, — думал Леха. — Хорошо, что письмецо не прочитал. А то душа дрогнула бы, ответ начал бы сочинять. Антимонию стал бы разводить всякую бесполезную. А так, уехал адресат — и все. До свидания — ку-ку! У нас тут тоже погода неплохая. Хоть сказала бы тогда, зараза, что собирается с концами укатить, а то я, как тимуровец, уголька, выходит, на весь педагогический состав школы ей наволок, чуть грыжу не надорвал! Жаль, не догадался звездочку ей на калитке нарисовать. А то народ-то думал, что я жених. А я, получается, не жених, а ослик тупорылый. Так что читай свое письмо сама! Перечитывай наизусть!»

Ехали больше часа. За окном лил дождь. От сильного ветра дождевые струи летели почти горизонтально. Щетки стеклоочистителя с трудом успевали сбивать воду с лобового стекла. Колонна машин петляла меж невысоких холмов по песчаной степи, превращенной в большое, нескончаемое военное поселение. Повсюду стояла техника различных видов и назначений. Такого скопления техники Леха еще никогда не видел. Он восхищенно, с долей необъяснимого радостного ужаса смотрел на бронированную ударную мощь, копившуюся, набирающую здесь силу, как брага в закупоренной бутыли, чтобы в нужный момент выбить пробку и могучим ревущим потоком выплеснуться на карту местности соседней державы.

Водитель притормозил у столбов с колючей проволокой, огораживающей рембат.

За ограждением в ряд стояло с десяток больших темно-зеленых палаток и с десяток маленьких квадратных песочного цвета. В стороне, под брезентовым навесом, дымили две походные кухни. Дальше располагался большой авторемонтный парк, заставленный рядами различной техники.

Часовой, стоявший рядом со шлагбаумом, сделанным из ошкуренного соснового ствола, пропустил Леху внутрь расположения части без особых вопросов, мельком только взглянув в его документы. Он указал ему на большую палатку, у входа в которую торчал из земли кол с дощатой табличкой: «Штаб».

Вопросы и даже раздраженное недоумение возникли у командира батальона, когда Леха доложил ему о своем прибытии. Полный, низкорослый, кубообразный майор с заметным вторым подбородком, тяжело свисавшим на форменный воротничок, развел руками и с ехидцей усмехнулся:

— Ну, я что тут, отдел по трудоустройству прапорщиков!? Они там, в штабах, за собой следят? Или как? — Он уставился на Леху, как будто тот мог ответить на его вопрос. Но быстро успокоился и поинтересовался: — Откуда?