Читать книгу - "Смерть сквозь оптический прицел. Новые мемуары немецкого снайпера - Гюнтер Бауэр"

После этого Зоммер сам некоторое время побыл в роли моего наводчика, и я за десять минут убил еще трех пулеметчиков, двух сержантов и офицера. По рядовым солдатам мы не вели огонь, чтобы не привлекать излишнего внимания к своей позиции.

И тем не менее нас заметили. Неожиданно я услышал шепот сержанта Зоммера:

— Тихо!

Обернувшись, я понял: что-то не так. Корова и овцы внизу издавали особенно громкие, испуганные звуки. Сержант жестом дал мне понять, что у нас гости. Его лицо оставалось спокойным, и его уверенность передалась мне.

Грохот выстрелов и взрывов к этому времени стал слабее, и благодаря этому мы смогли услышать шаги возле лестницы. До нас донеслись звуки польской речи. Зоммер тут же выхватил гранату и выдернул чеку. Взрыв должен был прогреметь через четыре секунды. У Зоммера были стальные нервы. Он подождал примерно половину этого времени, а потом швырнул гранату. Благодаря такому маневру он мог быть уверен, что поляки не успеют разбежаться.

Когда прогремел взрыв, Зоммер тут же соскочил в лестничный проем. Я устремился следом за ним. Деревянная лестница от взрыва разлетелась в щепки, и мне тоже пришлось прыгать. От гранаты погиб только один из противников. Но к моменту, когда я спрыгнул, Зоммер уже успел пристрелить одного из уцелевших после взрыва поляков. Еще один был ранен и тянулся к своей винтовке, но его тут же успокоила вторая пуля сержанта Зоммера.

Третий солдат противника пятился к дверному проему. Я направил на него свою винтовку и заорал:

— Стоять!

Поляк замер на месте. Зоммер в это время застрелил очередного убегавшего противника, после чего повернулся ко мне:

— Просто выстрели в него! — Голос сержанта был холодным и спокойным.

К моему удивлению, поляк, которого я держал на прицеле, в тот же миг закричал по-немецки, хотя и с акцентом:

— Я сдаюсь! Не стреляйте! — он поднял руки, которые после взрыва гранаты были такими же черными, как и его лицо. Из уха поляка текла кровь.

Я не смог нажать на спусковой крючок. Этот поляк был первым противником, которого я увидел так близко. Я сказал Зоммеру:

— Этот сдается. Я отведу его в лагерь.

— Поступай как знаешь, ефрейтор Бауэр, — ответил сержант Зоммер разочарованно. — Но если тебя пристрелит по пути польский снайпер, вини себя самого.

Безусловно, Зоммер мыслил благоразумно. Будучи старым воякой, он знал по опыту, что в подобных случаях человечное отношение к противнику может стоить тебе собственной жизни. Но я не мог выстрелить в солдата, сдающегося в плен.

Я спросил у поляка:

— Ты умеешь говорить по-немецки?

— Да, немного. — Он трясся и вдруг начал плакать. — Только не убивайте меня!

Он выглядел почти мальчишкой и, без сомнения, был даже моложе меня.

— Заткнись! — прикрикнул я на него. — Я беру тебя в плен, но будешь сопли распускать — пристрелю!

Зоммер повернулся к нему.

— Как вы поняли, что мы здесь? — спросил сержант.

— Мы поняли, что огонь ведется откуда-то с этой стороны, а потом увидели вспышки на конце винтовочного ствола.

— Что ж, Гюнтер, уходим отсюда, — сказал мне Зоммер.

Бой уже затихал. Как только мы вышли из сарая, Зоммер сразу отправился искать себе новую позицию. А мне нужно было отвести поляка к скоплению наших войск.

Несколько наших грузовиков с боеприпасами и медикаментами уже находились в километре от леса. Я приказал пленному:

— Сейчас ты помчишься к грузовикам, а я следом за тобой. Попытаешься сбежать — пристрелю.

Мы побежали. Через минуту или две в десяти шагах от нас просвистела пуля. Поляк тут же повалился на землю. Он опять трясся. Видимо, у него окончательно сдали нервы. Я заорал на него, но он не поднимался. Оставаться на открытом пространстве было опасно, и я начал бить поляка. Я понимал, что если он не поднимется, мне придется его пристрелить. Кажется, пленный тоже понял это. После первых же моих ударов он встал сначала на четвереньки, а потом в полный рост, и мы снова побежали.

Около грузовиков уже стояла толпа примерно из сотни военнопленных. Их охраняли около десяти наших солдат. Большинство поляков выглядели такими же молодыми и испуганными, как тот, которого взял в плен я.

Я быстро доложил стоявшему около грузовиков сержанту о том, что я привел пленного. После этого я сразу поспешил вернуться к лесу. Но, оказалось, бой уже закончился. Меня встретил сержант Зоммер. Он сказал мне, что остатки польской части отступают через лес, но там их преследуют силы свежей дивизии Вермахта.

— Гюнтер, мы заслужили передышку, — он похлопал меня по плечу. — Я рад, что тебя не продырявили, когда ты сопровождал этого пленного. Ты станешь замечательным снайпером, если не будешь делать глупостей.

Остаток дня наша пехотная дивизия провела в перегруппировке и ожидании пополнений. Пополнения прибыли только к вечеру. По виду большинства новичков можно было понять, что это явно необстрелянные бойцы. На них была новая с иголочки униформа, их лица были гладко выбриты. В сравнении с ними я ощущал себя грязной окопной свиньей.

Однако я знал, что у них еще все впереди, и с торжеством наблюдал испуг и растерянность на их лицах, когда они слышали стоны раненых, которым наши медики пытались оказать хоть какую-то помощь прямо в полевых условиях.

Несколько других дивизий Вермахта продолжали двигаться на восток, к Варшаве. А наша дивизия получила небольшую передышку, чтобы зализать раны. Нам были доставлены дополнительные боеприпасы. И после этого мы получили приказ двигаться на север. Нашей целью был назначен город Модлин, который поляки к этому времени уже успели превратить в крепость.

8 сентября мы провели половину дня в пути на север до реки Вислы. Дальше нам пришлось остановиться и ждать прибытия инженеров. Они приехали только перед самым наступлением темноты.

На рассвете следующего дня мы вместе с инженерами начали сооружать понтонные мосты через реку. На это ушел целый день, и поэтому мы смогли пересечь Вислу только 10 сентября.

Я был рад этой короткой передышке. За это время я успел немного пополнить свой запас патронов, а также выслушать очередную порцию наставлений от сержанта Зоммера. Впрочем, мои разговоры с ним к этому времени уже перестали касаться одной только снайперской работы. Время от времени они переходили и на житейские темы.

Зоммер был не слишком словоохотлив, когда разговор заходил о наших семьях. Поэтому в подобных случаях говорил преимущественно я. Он с интересом слушал, когда я рассказывал ему о работе в булочной, о своей матери, об Ингрид, о нашем маленьком сынишке Курте. А сам Зоммер больше любил рассказывать об охоте. Он был опытным охотником, а его любимой дичью были олени. Зоммер охотился на них во многих лесах Германии. В конце нашего первого разговора на эту тему он сказал мне: