Читать книгу - "Корейская война 1950-1953: Неоконченное противостояние - Макс Гастингс"

и слаживание – за недостатки которых Макартур впоследствии будет винить кого угодно, кроме себя, Верховного главнокомандующего, – были плачевными. Адмирал Форрест Шерман, главком ВМС США, заявлял позже: «Я прекрасно понимал, чем опасна война с азиатами на Азиатском материке, и как морской офицер вырос с убеждением, что этой опасности нужно по возможности избегать»[49].

Однако с самого начала администрация Трумэна была намерена отразить агрессию Северной Кореи. «Сохранение [Южной Кореи] имеет огромную символическую значимость, особенно в Японии», – сказал Джордж Кеннан британскому послу в Вашингтоне сэру Оливеру Фрэнксу. Президент и его советники полагали: даже если вторжение коммунистов и не свидетельствует о готовности Москвы ввязываться в полномасштабную войну с Соединенными Штатами, все равно это испытание воли и решимости для некоммунистического мира и уклоняться от этого испытания нельзя. «Вторжение северокорейской армии в Республику Корея было, вне всякого сомнения, предпринято по указанию Советов, – говорилось в докладе ЦРУ от 28 июня, – и материальная поддержка со стороны СССР, бесспорно, оказывается. Цель Советов – уничтожить последний оставшийся антикоммунистический плацдарм в материковой части Северной Азии, тем самым подрывая позиции Соединенных Штатов и западных держав на всем Дальнем Востоке»[50].

На той первой встрече в Блэр-Хаус Трумэн принял три оперативных решения. Во-первых, Макартуру будет велено эвакуировать две тысячи находящихся в Корее американцев, для прикрытия используя имеющиеся в его распоряжении истребители. Во-вторых, главнокомандующему союзными оккупационными войсками надлежало обеспечить южнокорейцев всем доступным снаряжением и боеприпасами, которые получится переправить из Японии. В-третьих, зону его командования предстояло расширить, включив в нее Тайвань. Между островом и материковой частью Китая было приказано немедленно развернуть 7-й флот, чтобы изолировать корейский театр военных действий и не позволить ни Мао Цзэдуну, ни Чан Кайши подлить масла в огонь азиатского конфликта. В эти первые дни возникшего кризиса Вашингтоном во многом руководил страх: Штаты опасались, что это вторжение лишь первый шаг в заранее спланированном сценарии и вслед за этим костром в любой момент запылают другие горячие точки по всему миру. Никогда еще обоюдное незнание намерений друг друга у супердержав не казалось настолько опасным и никогда еще отсутствие надежных политических разведданных не грозило такими серьезными последствиями.

⁂

Днем 26 июня в корейской миссии в Вашингтоне приняли еще один звонок от Ли Сын Мана – на этот раз в его голосе явно звучала тревога. «В военном отношении дела обстоят не лучшим образом, – сказал он. – Пожалуйста, встретьтесь с президентом Трумэном и попросите безотлагательно прислать вооружение. Нам нужна помощь, любая». В три часа дня заплаканных, убитых горем корейцев сопроводили в Овальный кабинет Белого дома – на прием к президенту Трумэну и его госсекретарю. Трумэн произвел на Хан Пхё Ука сильное впечатление. Некоторые американцы и многие иностранцы – он в том числе – считали Трумэна простаком и провинциалом. Однако сейчас он видел перед собой улыбающегося, уверенного в себе государственного деятеля. «Мы восхищаемся вашим народом и тем, как он не дает себя сломить, – сказал Трумэн. – Ваши бойцы отважно дерутся. Пожалуйста, передайте мою признательность президенту Ли. Скажу вам две вещи: много лет назад, когда американцы сражались за независимость, в лагере Велли-Фордж наши войска тоже сидели голодные, оборванные и без лекарств. Но им на выручку подоспели друзья». Для корейцев, с их довольно обрывочными сведениями об американской истории, это стало откровением. Президент тем временем продолжал: «В 1917 году Западная Европа разваливалась на части, европейцы были в отчаянии, но им на выручку тоже пришли друзья». Встреча продолжалась полчаса, Ачесон не произнес ни слова. Но когда Хан Пхё Ук с послом направились к выходу, госсекретарь вручил им заявление с обещанием полной поддержки резолюции ООН со стороны США. Это заявление посол зачитал перед толпой репортеров, собравшихся на лужайке перед Белым домом. Однако корейцы уехали обескураженные тем, что безоговорочных гарантий военной поддержки от президента они все же не получили.

⁂

Утром следующего дня, 27 июня, когда корейский посол и его первый секретарь дожидались в вашингтонском аэропорту коммерческого рейса в Нью-Йорк, где им предстояло присутствовать на очередном заседании ООН, их вызвали к телефону. Услышав, что президент Трумэн пообещал немедленную поддержку вооруженных сил Южной Кореи с воздуха и с моря, корейцы снова залились слезами.

Позже Дуглас Макартур писал:

Я не переставал изумляться тому, как принималось это судьбоносное решение. Без слушаний в конгрессе, хотя объявлять войну – это его прерогатива, не посоветовавшись даже с командующим вооруженным формированием, которому предстояло в этом участвовать, члены исполнительной власти… согласились ввязаться в корейскую войну… ‹…› Все риски, связанные с этим решением, включая вероятность вступления в войну Китая и России, были актуальны тогда не меньше, чем впоследствии[51].

Именно так все и обстояло. Растерянность в Москве и Пекине, вызванная вмешательством Вашингтона, которое после сигналов, посылаемых американских правительством в предшествующие два года, предполагало совсем иное отношение, не укрылась ни от кого. Британский посол в Пекине телеграфировал в Лондон несколько дней спустя: «Сила и размах реакции Америки стали шокирующим сюрпризом и окажутся большой проблемой для Народного правительства».

Из всех решений, принятых Белым домом в эти дни, самые серьезные последствия в долгосрочной перспективе имело заявление (не вызвавшее особых душевных терзаний у президента и его советников) о заинтересованности в Формозе (Тайване). Одним махом оно прочно связало Штаты с Чан Кайши и его националистами и с пугающей ясностью продемонстрировало эту приверженность Пекину. Переброска 7-го флота и расширение зоны ответственности Макартура на Тайвань встревожили и возмутили правительство Мао Цзэдуна гораздо больше, чем любое из более ранних решений Америки о предоставлении Южной Корее поддержки военно-воздушных и морских сил.

В 23:45 вторника, 27 июня, с подачи посла США Уоррена Остина Совет Безопасности ООН принял резолюцию, призывающую страны-участницы «оказать Республике Корея всю необходимую помощь, чтобы отразить вооруженное нападение, восстановить мир между странами и безопасность в данном регионе». Резолюция была принята семью голосами против одного, Югославия воздержалась. На пресс-конференции, состоявшейся после этого, Трумэн согласился с репортером, спросившим: «Правильно ли будет назвать это операцией по восстановлению порядка под эгидой ООН?» Эта фраза впоследствии будет преследовать Трумэна. Тысячи американских парней, которые будут сражаться и умирать в Корее в последующие годы, все их родные и друзья на родине расхохочутся в лицо любому, кто назовет эти попытки выстоять перед натиском коммунистической пехоты «операцией по восстановлению порядка». Пока же, сразу после голосования Совета Безопасности 27 июня, президент готовился обеспечить любые необходимые для борьбы с коммунистическим вторжением военные ресурсы. Весь президентский срок республиканская оппозиция обвиняла Трумэна в слишком слабом противостоянии коммунизму – и вдруг его привыкшей к нападкам администрации представляется возможность окончательно и бесповоротно продемонстрировать свою волю. И Трумэн за эту возможность ухватился. Госдепартамент тоже принялся поспешно обзванивать главных союзников. Впервые после вторжения Северной Кореи власти Штатов связались с британцами, извинившись от имени Ачесона, что не удалось поговорить раньше. Может ли британское правительство в срочном порядке рассмотреть вопрос о том, какие силы оно могло бы выделить для поддержки Организации Объединенных Наций? Чем скорее, тем лучше. В таком же духе сотрудники Ачесона побеседовали с Канадой, Францией, Австралией и всеми остальными некоммунистическими державами, обладающими ресурсами, чтобы внести хотя бы символический вклад в великую вооруженную демонстрацию борьбы за свободу.

Командовать этой демонстрацией предстояло Макартуру. Учитывая, как трудно придется правительству с генералом в дальнейшем, просто удивительно, насколько велика была в эти первые дни войны почти мистическая вера в то, что Верховный главнокомандующий союзными войсками сумеет спасти судьбу противостояния коммунизму в Корее. Если впоследствии его назначение – как командира, уже находившегося на месте событий, – казалось совершенно естественным, то даже в те драматические дни нашлись скептики, которые поразительно точно предсказали риски, связанные с передачей руководства силами ООН в его руки. «…От семидесятилетнего генерала Дугласа Макартура… – писал Джеймс Рестон в The New York Times, – требуется быть не только великим полководцем, но и великим государственным деятелем; не только командовать сражением, но и