Читать книгу - "Чужие ордена - Анатолий Филиппович Полянский"

Николай приподнялся. Бог мой, откуда духи взяли его билет? Обычно, отправляясь на боевые, солдаты и офицеры оставляли документы в части. Старшина обязан был за этим следить. Он и следил, а сам…

Перед выходом в рейд старшина крепко схлестнулся с ротным. Сергеев всех торопил, ежеминутно дергал, а Николай привык сам собираться обстоятельно и каждого подчиненного проверять. «Не мешай, – сказал старлею, потеряв терпение. – На тот свет лично я не спешу. Ты, старлей, в Афгане без году неделя, а я, считай, с первого денечка: еще президентский дворец штурмовал, поэтому штопаный-перештопаный…» Что тут началось! Сергеев орал до хрипоты, не стесняясь в выражениях, и пообещал, когда вернутся, под трибунал отдать. А в результате Николай забыл оставить дома военный билет… Надо же так влипнуть! Листовку теперь подбросят нашим. Что ребята подумают?.. Переметнулся, скажут, гад Пушник – и не отмоешься, не открестишься. У этого треклятого Раббани далеко идет расчет – зря бы спасать не стал!

Николая охватило отчаяние. Случилось самое худшее: солдат попал в плен и во всеуслышание объявлен перебежчиком! Останется теперь прапорщик Пушник навек в памяти людской с каиновым клеймом. Лучше бы сразу прикончили, подонки!..

– Переживать не надо, Колья, – посочувствовал Абдулло, заметив впечатление, произведенное листовкой. – Назад не пойдешь, свои уничтожат. Все про тебя известно. Скрывать зачем? Говори правду…

– Ты чему меня учишь, сволочь?

– Ругать пользы нет, Колья, – укорил Абдулло. – Они правду хотят. У тебя какой секрет? Никакой. Ты большой начальник? Совсем малый. Вот и говори.

– Пошел ты… – выругался Николай и отвернулся к стене.

В речах Абдуллы был, конечно, резон. Терять действительно нечего. Духи, несомненно, понимают, что старшина роты военными тайнами не владеет. Но зачем-то его спасли? Не станет же этот Раббани просто так за здорово живешь выручать дохлого шурави из лап озверевших соплеменников? Значит, что-то ему нужно. Знать бы – что?..

В проеме двери появился старичок табиб. Он принес чашку бульона и тарелку с кашей. Аромат хорошо приготовленной пищи достиг ноздрей, и Пушник почувствовал, как голоден. Набросившись на еду, он даже забыл о боли. Потом нестерпимо потянуло в сон. Николай хотел сказать толмачу, чтоб тот ушел, но не успел. Последнее, что увидел, – коричневое лицо Абдуллы, искривленное в улыбке, больше похожей на оскал, и старые, давно потерявшие блеск галоши на его босых ногах. Подумал: толмачу нельзя доверять ни на грош…

Несколько раз Николай просыпался. Снова погружался в тяжелое, как могильная плита, забытье. Кто-то давил, душил, мешал дышать… Разбудил его скрип половиц. К кровати приблизился Абдулло, ощерив острые зубы. Улыбка его не показалась теперь Николаю хищной, тем более злобной. Подумал: напрасно катит бочку на парня, такого же, как он, бедолагу. Спасибо, есть с кем слово молвить, а то и одичать недолго.

– Сильно спать любишь, Колья? – захихикал Абдулло. – День прошел, ночь прошел…

– Неужто? – удивился Николай. Боль в теле притупилась. Он чувствовал себя бодрым, поздоровевшим.

– Совсем плохой был, правда? Теперь порядок… – И, понизив голос, Абдулло сообщил: – К тебе гость приходить будет. Сам господин Раббани, сын Мохаммада Юсуфа. Говорить станет – не надо сердить. На Востоке старших слушать – закон. Соглашайся, тебе лучше…

Абдулло не успел закончить наставления, как дверь распахнулась, впустив чернобородого. На сей раз тот был одет в нормальный черный костюм с белой рубашкой при галстуке и походил скорее на учителя, чем предводителя душманов. Во всяком случае, породистое лицо с высоким лбом, несомненно, принадлежало человеку интеллигентному и скорее доброму, чем злому. Смолистые с проседью волосы волнами ниспадали до плеч.

«Так вот ты какой, Бархануддин Раббани», – подумал Николай, пристально разглядывая вошедшего и пытаясь припомнить, что рассказывал замполит об этом и других членах «пешеварской семерки». Раббани – таджик из племени яфтали. Сын муллы. Получил религиозное образование. Организовал партию. Объявил, что партия его против СССР ничего не имеет, но ведет борьбу против русских оккупантов…

Абдулло поспешно придвинул кресло, и гость расположился в нем по-хозяйски. Николай почувствовал на себе испытующий взгляд больших черных глаз, искрящихся усмешкой. Перебирая четки, Раббани, похоже, оценивал свою «добычу», а Пушник проникался к своему спасителю симпатией.

Раббани спросил, не знает ли унтер-офицер английский язык? Николай, уловивший суть вопроса, отрицательно покачал головой.

Стоявший в почтительном отдалении Абдулло перевел следующую фразу. Раббани, оказывается, интересует самочувствие господина Пушника.

– Как трогательно, – усмехнулся Николай. – Скажи, я солдат и приучен к спартанским условиям.

– Благодарность говорить? – спросил Абдулло. – Человек тебя спасал, Колья.

– Не вздумай!

– Господин Раббани интересуется, хороша ли пища? И еще волнуется, как ухаживает табиб?

– Кончай балаган. Своему хозяину скажи, пусть к делу переходит. Что от меня требуется?

Выслушав переводчика, Раббани посмотрел на Пушника с нескрываемым интересом и произнес несколько отрывистых фраз. Из торопливой скороговорки Абдулло стало понятно: от Пушника ждут полной лояльности. Доказать ее не составит труда. Надо лишь выступить перед журналистами с заявлением.

– Всего-то и делов? – удивился Николай. – А я думал…

Он говорил ничего не значащие слова, пытаясь сообразить, как вести себя с хитрой бестией.

– Ты понял, Колья? Надо выступить…

– Скажи хозяину, толмач, я речи держать не умею, образования недостает и практики нет…

– Господин Раббани говорит, ты произвел впечатление умного шурави, а не… Тут он сказал нехорошее слово, сам понимаешь…

– Дерьмо твой господин, – отрезал Пушник, – дешевка!

– Господин Раббани сказал: он хотел хорошо сделать.

– Пожалел волк кобылу…

– Ты подумай, Колья. Он тебе речь напишет, ты скажешь. Жизнь будет, а так – конец.

– Заткнись, сволочь!

– Я заткнусь, кто тебе слово по-русски скажет, – обиделся Абдулло. – Раббани большой вождь. Он не хочет тебя считать оккупантом.

Чернобородый наблюдал за перепалкой, понимающе покачивал головой. Он заметил, что унтер-офицер устал, вероятно, кончалось действие обезболивающего лекарства, и лицо передергивало судорогой. И снова заговорил покойно, увещевательно. Зря господин Пушник упорствует. Мог бы иметь много денег, начать красивую жизнь. На деньги можно купить дом, жену… К своим назад пути нет. Там знают, унтер-офицер Пушник добровольно перешел на сторону борцов за веру.

Николая захлестнуло бешенство. Листовка с его благообразной сытой мордой лежала на полу возле кровати. Боль сдавила обручем голову. Ноги скрутила судорога. Господи, опять начинается… Проклятье!..

Раббани поднялся, огладил бархатную бороду и сказал, что искренне сожалеет о неприятностях, предстоящих унтер-офицеру. Он надеялся на гибкость ума, на сообразительность молодого человека…

– Пошли его на!.. – бессильно выругался Николай.

Перевода не потребовалось. В глазах Раббани мелькнула ярость. Однако он сдержался и, прежде чем уйти, сказал: пусть пленный подумает о своей дальнейшей судьбе. Но делать это ему придется в другом, менее комфортабельном месте.

Не успела за чернобородым закрыться дверь, как ворвались двое, стащили