Читать книгу - "Вторая мировая война. Хроника тайной войны и дипломатии - Павел Анатольевич Судоплатов"

офицеров А. Авдеева, В. Токарева, Э. Соломона, А. Саховалера, М. Бреусова, Д. Гудкова, П. Дмитриева, М. Егорцева, А. Шестакова, М. Петрушиной и многих других. 75 спецназовцев, отличившихся в битве под Москвой, «за образцовое выполнение заданий командования и нанесение тяжелого урона противнику» были награждены высокими правительственными наградами.

Именно в боях под Москвой прошли боевое крещение в тылу врага и в минно-подрывной войне будущие руководители прославленных партизанских соединений Герои Советского Союза Д. Медведев, Е. Мирковский, М. Прудников, В. Карасев, Б. Галушкин.

Еще несколько штрихов к Московской битве. Должен сказать, что подготовка наступления наших войск под Москвой в полном масштабе держалось в строжайшем секрете. И даже несмотря на то, что я возглавлял фактически самостоятельную разведывательную службу, остававшуюся в Москве, меня только проинформировали о том, что мы «воспользуемся, – я цитирую слова Берии, – благоприятно складывающейся для нас обстановкой в декабре, когда немецкие войска утратят свои наступательные возможности». Интересно, что и мы в НКВД, по данным от наших партизанских групп в тылу немцев, и военные в Генеральном штабе пришли в конце ноября 1941 года к общему выводу, что противник выдохся и остановлен Красной Армией. По линии НКВД мы руководствовались тогда не спецсообщениями, а просто опросами наших командиров партизанских диверсионных соединений, действовавших в тылу противника. Не могу не вспомнить в этой связи одного из руководителей таких отрядов Д. Каверзнева и героически погибшего сотрудника райотдела НКВД И. Солнцева, ставшего одним из первых чекистов – Героев Советского Союза.

Переход Красной Армии в масштабное контрнаступление 5 декабря был для меня приятной неожиданностью. Я понимал, что события на фронте меняются в лучшую для нас сторону. Уже в ноябре чувствовалась нарастающая уверенность нашего командования в исходе сражения.

В Ставке, в военном руководстве столицы установился режим напряженного спокойствия. Кризис в битве под Москвой после ноябрьских праздников 1941 года миновал.

Кардинальное изменение обстановки под Москвой в нашу пользу поставило перед органами НКВД новые задачи. Его спецназ, несмотря на понесенные потери, по-прежнему был высокобоеспособной ударной силой, способной действовать теперь на коммуникациях отступающего противника. Особенно обернулось колоссальным плюсом то, что мы не растеряли наши кадры подрывников и диверсантов в горниле Московской битвы. Ведь именно они позднее проявили себя блестяще и в партизанской войне.

Урок битвы под Москвой заключается и в том, что спецназ госбезопасности в критический момент сражения являлся резервом особого назначения Ставки.

20 декабря по случаю годовщины ЧК никаких торжественных собраний не было, никаких торжественных речей не произносилось. Берия собрал в этот день оперативное совещание руководящего состава. На нем, по поручению Сталина, он поставил передо мной ответственные задачи по развертыванию зафронтовой работы в тесном взаимодействии с командованием Красной Армии. Придавалось исключительно важное значение перенесению акцента наших усилий, в соответствии с поручением Жукова, на разрушение коммуникаций отступающих немецких войск. Ответственными за исполнение плана действий наших спецотрядов зимой 1941–1942 годов были мой новый заместитель В. Какучая и мой связник в подполье во Франции в 1937 году Л. Сташко.

На этом же совещании рассматривался и вопрос об уроках борьбы с немецко-фашистской агентурой, действовавшей в нашем тылу. В выступлении Берии сквозила озабоченность тем потенциалом, каким обладают немецко-фашистские спецслужбы и их сателлиты для ведения тайной войны против Советского государства после поражения под Москвой. Вызывало беспокойство, что вся масса недовольных людей, связанных с остатками антисоветского подполья, будет использована немцами вместе с большим количеством военнопленных и дезертиров, оказавшихся на оккупированной врагом территории. Мы уже имели сведения о формировании оккупантами местных администраций, вспомогательной полиции и это, конечно, не могло нас не настораживать.

Берия также поставил задачу: перенести усилия в контрразведывательных операциях на внедрение нашей особо проверенной агентуры в немецко-фашистские службы и оккупационную администрацию. Это задание рассматривалось в качестве важнейшего направления зафронтовой работы НКВД.

На этом же оперативном совещании (где были вновь приступивший к своим обязанностям начальника контрразведки Федотов, начальник Транспортного управления Мильштейн, возглавлявший военную контрразведку Абакумов) Берия подчеркнул, что наступает новый период неизбежно затяжной войны с фашистской Германией, когда нам придется вести ее длительно без поддержки второго фронта союзников. И поэтому помимо зафронтовой работы в тылу врага в этих условиях необходимо значительно расширить сбор информации, позволяющей оценить насколько наша армия, наши ресурсы и резервы отвечают требованиям такой войны.

Были даны конкретные приказания по агентурному освещению и контролю за ходом строительства и соблюдением (установленных лично Сталиным) сроков ввода в эксплуатацию всех главных предприятий оборонной промышленности и машиностроения, эвакуированных на Восток летом и осенью 1941 года. Под тщательный контроль органов НКВД переходило также отслеживание соблюдения графиков железнодорожных перевозок и разнарядок на распределение продовольственных ресурсов на фронте и в тылу, наблюдение за состоянием санэпидемиологического надзора с целью иметь упреждающую информацию для противодействия вспышке массовых тифозных заболеваний в тылу Красной Армии.

На этом совещании мной были доложены первые итоги деятельности наших резидентур и партизанских отрядов в тылу врага. Заработали радиостанции оперативных групп в Николаеве, Одессе, Киеве, Харькове и Ворошиловграде, постепенно наладился поток информации об обстановке на оккупированной территории.

Надо сказать, что руководство советских органов госбезопасности в экстремальной обстановке 1941 года успешно решило важнейшую организационную проблему: была создана система эффективного взаимодействия органов разведки и контрразведки, определены эффективные формы использования соединений пограничных, внутренних войск и спецназа. Это обеспечивало бесперебойную, слаженную и результативную работу наших спецслужб в критический и, по сути, решающий период (так неудачно для нас начавшейся) Отечественной войны.

Следует сказать и о наших ошибках в оценке ситуации в конце 1941 года. Это особая тема. Оптимизм доминировал во всех выводах и прогнозах развития обстановки на фронтах после поражения немцев под Москвой, Ростовом и Тихвином. Мне лично известно, что в этот период Сталин находился в отличном настроении: для него была очевидной неизбежность поражения Германии в длительной затяжной войне с нами, США и Англией.

Встречаясь с прибывшим в Москву министром иностранных дел Англии Иденом в декабре 1941 года, он был полностью осведомлен по агентурным каналам о планах наших союзников. Стало ясно, что они увязли в войне с Японией и ситуация на дальневосточном театре не представляла уже для нас смертельной угрозы в ходе нашей войны с Германией. Это тоже настраивало нас на оптимистический лад. Но вместе с тем я хотел бы отметить, что тогда наши иллюзии были связаны также с недостаточным пониманием характера и тактики вооруженной борьбы с германским фашизмом.

Нам казалось: зима сломает сама по себе немецкие коммуникации, думали: германская армия побежит, не приспособленная воевать зимой. Предполагалось, что вот-вот повторятся события