Читать книгу - "Вьетнамский кошмар - Брэд Брекк"

Они нарыли кое-что интересное для себя, но огромный кусок грязи остался нетронутым, изнутри отравляя меня. Вьетнаму надо было гноиться в моих потрохах ещё кучу лет, вновь и вновь коверкая мне жизнь, прежде чем я отважился на собственную попытку справиться с ним.

Сегодня мы знаем, что посттравматический стресс вызывается репрессией вьетнамского опыта и характеризуется различными симптомами: невозможностью сконцентрироваться на каком-нибудь занятии, длительными депрессивными периодами, вспышками немотивированной ярости, тревогой, хронической бессонницей, ночными кошмарами, эмоциональным отдалением от родных и близких, навязчивыми воспоминаниями о войне, психозами, низким самоуважением, деструктивным поведением, трудностями в установлении и поддержании отношений и обратными вспышками памяти — зрительными, звуковыми и обонятельными галлюцинациями боевых действий.

Среди ветеранов, страдающих этим синдромом, высок процент безработных, разведённых, покончивших жизнь самоубийством, алкоголиков, наркоманов и людей с сексуальными расстройствами.

У меня налицо был полный набор симптомов, но я этого не знал, и никто не знал. Помню, сколько раз в те годы, шагая по улицам, посещая магазины или сидя в кафе, без видимой причины я вдруг начинал рыдать. Плакал и плакал и не мог остановиться. И не знал, о чём плачу, что случилось. И это пугало меня.

Я много думал о Наоко во время лечения. Жалел, что отослал её. Среди почты, которую мне переслали из Калгари, оказалось больше дюжины её писем за август, сентябрь и октябрь. Я спрятал их под матрацем. Я не мог открыть их. Не хватало мужества. Мне хотелось знать, как у неё дела, как прошёл полёт. Я хотел сказать ей, что был неправ, что не должен был отправлять её назад, что хотел бы прожить свою жизнь с нею, что её доброта и любовь могли бы стать именно тем лекарством, которое поставило бы меня на ноги…

Но я боялся, что она скажет, что беременна. Я бы этого не перенёс. Я струсил. Мне было страшно. О, многие и многие годы я ненавидел себя за это. Я никогда так и не простил себе то, как поступил с нею, что не прочёл её писем. Это наименьшее, что я мог сделать. Я хотел знать и в то же время боялся узнать правду.

Я так и бросил в печь все письма непрочитанными, перевязав розовой ленточкой.

Потом я пожалел об этом. И жалею до сих пор!

Если б у меня был ещё один шанс…

Если б я мог прожить тот миг снова…

Если б у меня была ещё одна ночь с ней…

Если б я мог передумать, изменить течение наших жизней…

Если бы у меня был один год, всего лишь год — дай мне этот год, Боже — снова любить её…

Если б Ты мог, я отдал бы за него всё, что имею. Дай мне только любить её снова, прижаться к ней ещё раз…

Слишком поздно.

Всё это случилось 22 года назад — целая жизнь выстроилась из «вчера». Это — в прошлом и останется там навсегда. Есть ошибки, которые нельзя исправить, и Наоко — одна из них.

Все последующие годы я вспоминал мою прекрасную Наоко и в глубине души понимал, насколько был не прав.

Позднее я хотел ей написать, но Мэрилу, сунула нос в мои дела, взломала ломиком ящик стола и нашла письма. Без лишних слов она уничтожила и письма — а с ними адрес — и подарки Наоко…

Все кроме одного — моего любимого свитера, я ношу его до сих пор. Но я так никогда и не узнал, что с ней стало, как сложилась её жизнь после отъезда. Она стала ещё одной неразгаданной тайной моей жизни.

Я оставался в «Хартвью» до середины ноября, в два раза дольше положенного. Меня это достало дальше некуда. Но меня бы совсем не выписали, если б не решили, что я прошёл всю программу успешно. Мой случай, говорили, тяжелее, чем у обычных алкашей, которых трясло в белой горячке и которых волокли в приёмный покой на носилках.

Принимая лекарства, я почувствовал себя лучше, и дела у нас с Мэрилу пошли тоже неплохо.

Будущее казалось ясным.

Когда меня в конце концов выписали, я окоченел от страха. Укрытый от внешнего мира, я провёл в лечебнице четыре месяца. И мне было страшно встретиться с этим миром вновь. Я боялся сорваться. Боялся, что не смогу соответствовать. Боялся рецидива. Боялся самой жизни.

Но Мэрилу сказала, что хочет ещё раз попытать счастья со мной, что она и дети готовы ехать со мной в Канаду начинать новую жизнь.

Я смотрел вперёд, в будущее. Я был настроен бороться, лезть из кожи вон, лететь хоть на Луну — или ещё дальше…