Читать книгу - "Особый отдел империи. История Заграничной агентуры российских спецслужб - Александр Николаевич Борисов"

нам адресам; указывалось на массу препятствий, какие пришлось преодолеть, пока удалось совершить взрыв моста; упоминалось, что в первоначальной организации этого дела произошел провал взрывчатых веществ, которые были захвачены полицией, вследствие чего само совершение взрыва моста пришлось оттянуть до более удобного момента, которым и воспользовались 1(14) апреля с. г., и т. д.

После этих объяснений, по-видимому, создалось более или менее благоприятное впечатление, вернее, не чисто деловое, официальное, так как он сказал, что, к сожалению, майора Ляферта уже нет в Константинополе, откуда он переведен. Куда переведен, не сказал. Спрашивать было неудобно. После всего этого он нам обещал немедленно послать телеграмму в Берлин за указаниями, высказав предположения, что о нас последуют запросы и в Константинополь, но что ответ о нас последует, вероятно, дней через пять.

Для сношения с нами я дал ему адрес до востребования в гор. Цюрихе на имя Тибо. При этом просил посылать только простые письма, так как у меня нет паспорта и эта фамилия вымышленная. Адрес этот я собственноручно записал карандашом (измененным почерком) в записную книжку упомянутого немецкого полковника, который, вынув книжку из кармана, попросил записать меня свой адрес. Я пояснил, что живу в Цюрихе, но что буду там через 3–4 дня, а что теперь я еду в Женеву, где должен буду иметь свидание с некоторыми товарищами, которых думаю пригласить с собою в будущем на дела. В этот момент полковник Бисмарк заметил мне: «Сколько уже лиц являлось по делу этой Охты», — и махнул при этом рукой, усмехнувшись. Мы сделали удивленное лицо и ответили, что очень хотели бы видеть этих лиц.

На основании вышеизложенного у меня сложилось убеждение, что у немцев по делу взрыва на Охтенском заводе имеется какое-нибудь, как я уже говорил об этом, совершенно определенное понятие, а именно:

1) либо им известно, что это происшествие действительно несчастный случай;

2) либо, что это дело рук их агентов, хорошо им известных.

При таких обстоятельствах мы расстались. Не получая никакого ответа в течение 9 дней, я решил еще раз повидаться с Бисмарком и поторопить последнего с ответом исходя из тех соображений, что Бисмарк в разговоре может о чем-нибудь проболтаться, что может оказаться полезным для наших соображений общих. Отсутствие ответа из-Берлина я начал истолковывать тем, что немцы через свою агентуру наводят справки относительно взрыва моста в России. Во второй раз мы сначала спросили его по телефону, не получено ли им каких-либо известий для нас. Узнав, что у него ничего для нас не имеется, попросили его назначить нам время для личных переговоров, так как мы хотим оставить ему наш новый адрес. После некоторого колебания он согласился нас принять, и мы были приняты вторично 16(29) мая с.г., в субботу, в 5 ч пополудни, в той же самой комнате посольства, но в присутствии какого-то господина, который занимался в той же комнате какими-то чертежами. Судя по внешности и манерам, господин этот производил впечатление военного. В наш разговор он не вмешивался.

При этом вторичном свидании фор Бисмарк любезно объяснил, что его роль в данном случае сводится только к посредничеству, что он своевременно сообщил в Берлин обо всем по телеграфу и что неполучение ответа, вероятно, задерживается массой работы и рассылкой нужных людей, поэтому нам надлежит терпеливо ждать. Если же нам нужны деньги, то он еще раз протелеграфирует в Берлин и испросит указаний.

В ответ на это мы ему возразили, что деньги нам пока совершенно не нужны и что этот вопрос нас меньше всего интересует. Следуемые нам деньги мы сможем получить впоследствии, так как мы взялись за исполнение их поручений не по материальным расчетам, а из побуждений политического характера как революционеры. Ввиду этого мы настаиваем на скорейшем свидании с кем-либо из их среды с целью продолжения других дел и установления связей на этот предмет. Все это делается потому, что средства сообщения теперь затруднительны, время идет, а каждый день ожидания только тормозит дело.

Разговор этот произвел на полковника Бисмарка очень выгодное впечатление, и он сказал, что вновь обо всем телеграфирует в Берлин.

При таких обстоятельствах мы расстались вторично. Ввиду неопределенного положения я уехал, сказав «Шарлю», чтобы последний дальнейшие отношения вел самостоятельно и лишь в крайнем случае в добывании агентурных сведений обращался за помощью к нам — в моем лице — и ни в коем случае не соглашался ехать для переговоров, если таковые последуют, в Австрию или Германию.

Я думаю, что немцы, несомненно, наводят справки по делу взрыва моста и что после этих справок к нам могут отнестись в лучшем случае как к шантажистам, а в худшем — вплоть до самых неприятных последствий, но в интересах розыскного дела, преследуя исключительно надежды добыть хоть какие-нибудь полезные сведения, при таком положении можно было бы рискнуть доказывать немцам, что их агентура и сведения не верны или они просто не осведомлены, так как взрыв мастерской Охтенского завода произведен только благодаря нам, и что в доказательство этого мы можем, находясь в Швейцарии, непосредственно связать немцев с нашим товарищем-революционером, служащим в конторе Охтенского завода, который устроил взрыв в заводе и может организовать еще лучшие взрывы и дать немцам полное объяснение всего, что их может интересовать там.

Исполнение такой ссылки немцам можно было бы осуществить помещением в контору Охтенского завода какого-либо агента полиции, который нами мог бы быть указан как наш товарищ-революционер.

Такой вымысел дал бы возможность обнаружить немецких агентов, находящихся в России, если бы таковые обратились к указанному нами им лицу.

ИЗ ИСПОВЕДИ Б. ДОЛИНА

…Приблизительно в октябре 1914 года в Цюрихе ко мне обратился один знакомый, выходец из России, с просьбой познакомить его брата с кем-нибудь из русских революционеров; он обратился ко мне, так как лично у него в этой среде нет никаких связей. Он просил меня самого также переговорить с братом о деле, сущности которого он лично совсем не знал. Он указал, что брат проживает в Милане и, будучи занят торговыми делами, в Цюрих приехать не может. Он предложил ехать в Милан за его счет.

Я поехал, не зная ясно сути дела и полагая, что оно носит коммерческий характер. В Милане я по указанному адресу встретил господина, проживавшего в гостинице (не помню какой) под именем Бернштейн. Назвавшись братом моего цюрихского знакомого, он рассказал мне, что уже несколько лет как он покинул Россию, поселился в Турции, натурализовался там и постоянно проживает в Константинополе.

Эта встреча