Читать книгу - "Корейская война 1950-1953: Неоконченное противостояние - Макс Гастингс"

Эффективность ядерного оружия с точки зрения возможности добиться более значимых результатов при меньших затратах усилий в достижении целей США, связанных с Кореей, указывает на желательность пересмотра политики, которая сейчас ограничивает применение ядерного оружия на Дальнем Востоке… ‹…›

Учитывая широкомасштабные вероятные последствия развития эффективного потенциала обычных видов вооружений на Дальнем Востоке, следует рассмотреть возможность своевременного применения ядерного оружия против военных целей, влияющих на операции в Корее, и запланировать его боевое применение как дополнение к любому возможному военному варианту действий, включающему прямые действия против коммунистического Китая и Маньчжурии.

Девятнадцатого мая Объединенный комитет начальников штабов рекомендовал воздушные и морские операции прямого действия против Китая и Маньчжурии, включая применение ядерного оружия. Они убеждали, что не должно быть постепенной эскалации, необходим резкий внезапный удар. На следующий день Совет национальной безопасности одобрил рекомендацию Объединенного комитета.

Госсекретарь Даллес в это время находился с визитом в Индии. Он сообщил индийскому премьер-министру Неру, что Чжоу Эньлая необходимо предупредить: если в ближайшее время в Пханмунджоме не будет подписан мир, Соединенные Штаты начнут бомбардировки к северу от Ялуцзяна (Амноккана). Пентагон недавно успешно провел испытания ядерных артиллерийских снарядов. Подтекст был очевиден. Не меньшее значение имело и публичное заявление Эйзенхауэра о том, что 7-й флот больше не будет препятствовать военным операциям между Тайванем и материковой частью Китая. Гоминьдановские партизаны, вооруженные и обученные ЦРУ, начали воплощать в жизнь интенсивную программу диверсионных рейдов в материковой части, совершив, согласно утверждениям Пекина, более двухсот вылазок в первые пять месяцев 1953 года.

Мы никогда не узнаем наверняка, насколько близки были Штаты к тому, чтобы применить ядерное оружие против Китая весной и летом 1953 года или до какой степени были блефом предостережения Даллеса и исследование Объединенного комитета. Если цель была такова, можно не сомневаться: блеф удался. От своих агентов в Штатах и в Европе Москва, безусловно, узнала об успехах Америки в разработке тактического ядерного оружия и о том, что Вашингтон, сменив политику, активно рассматривает его применение. Даллеса русские опасались и склонны были верить, что он слов на ветер не бросает. Американская политика становилась более уверенной. В 1950 году колебания администрации были во многом обусловлены восприятием военной уязвимости Штатов. К 1953 году программа перевооружения была успешно реализована; производство летательных аппаратов вышло на высокий послевоенный уровень; Соединенные Штаты меньше боялись Советского Союза и меньше сомневались в собственной способности противостоять ему. После возвращения из Кореи Эйзенхауэр сказал: «Мы имеем дело с противником, на которого нельзя произвести впечатление словами, какими бы красноречивыми они ни были, – только поступками, совершенными при тех обстоятельствах, которые мы выберем сами»[380]. На совещании Совета национальной безопасности в начале февраля Даллес говорил о необходимости сделать идею применения ядерного оружия более приемлемой. Он «рассуждал о нравственной проблеме; о запрете на применение ядерной бомбы; о том, что Советам удалось успешно выделить атомное оружие в особую категорию. По его мнению, следовало попытаться избавиться от этого разграничения». На том же совещании Эйзенхауэр предложил использовать в качестве полигона для демонстрации действия тактической ядерной бомбы район Кэсона в Северной Корее как «подходящей мишени для оружия подобного типа»[381]. К марту Эйзенхауэр и Даллес «единодушно полагали, что так или иначе табу, связанное с применением ядерного оружия, необходимо устранить»[382]. На особом заседании Совета национальной безопасности в марте Эйзенхауэр заявил, что «подходящих тактических целей немного, [но несмотря на это]… он полагает, если за счет этого удастся одержать крупную победу в Корее, оно того стоит»[383].

Как видим, Эйзенхауэр и его старшие советники весьма непредвзято рассуждали о вероятном применении ядерного оружия в Корее. Однако сегодня нам по-прежнему трудно поверить в то, что, если бы военная ситуация в Корее не изменилась, Эйзенхауэр санкционировал бы его применение. Вполне вероятно, что он отважился бы на это, если бы китайцы устроили какую-нибудь новую опасную военную провокацию. Но если бы Америка просто так, без всякого повода, хладнокровно воспользовалась ядерным оружием во время патовой военной ситуации в зоне боевых действий, Эйзенхауэр столкнулся бы с бесспорным резким и продолжительным неприятием и негодованием со стороны союзников Америки по всему миру. А он был человеком осмотрительным и гуманным. Поэтому вряд ли он пошел бы на такие радикальные меры.

Однако весной 1953 года русские и китайцы практически позволили убедить себя в том, что новая администрация готова применить ядерное оружие, если Штатам не дадут уйти из Кореи с честью. После долгих месяцев топтания на месте переговоры в Пханмунджоме наконец сдвинулись с мертвой точки и начали стремительно набирать ход.

3. Последнее действие

Уже почти два года было очевидно, что корейскую войну не удастся завершить ни на условиях, предусматривающих объединение страны, ни на условиях демонтажа какого-либо из подконтрольных режимов на Севере или на Юге. Во время бесконечного противостояния, когда каждая из сторон боролась за сохранение своего реноме, доминирующим вопросом оставалась судьба пленных на противоположных концах Корейского полуострова. Пленные. Все всегда упиралось в пленных. Они больше не были даже военнопленными в историческом смысле, они превратились в заложников, обращение с которыми и избавление от которых стали основными вопросами жесткого торга в эти последние, уже бесплодные месяцы корейской войны.

В декабре 1952 года, когда Красный Крест в Женеве призвал в качестве «мирного жеста» провести обмен больными и ранеными пленными в Корее, Марк Кларк готов был откликнуться, но Советы и Китай отклонили предложение. Затем 28 марта Ким Ир Сен и маршал Пэн Дэхуай не только внезапно выразили согласие на обмен, но и заявили, что это путь урегулирования будущего всех военнопленных, а также прекращения огня, «которого так жаждут люди во всем мире». Чжоу Эньлай подтвердил намерение в своем выступлении на пекинском радио 30 марта. И хотя он повторил, что Китай отказывается от такого варианта обмена, при котором какие бы то ни было китайские или северокорейские пленные останутся в руках ООН, теперь он предлагал всех неопределившихся пленных передать нейтральному государству для дальнейшего расследования. Со стороны Советского Союза министр иностранных дел Молотов 1 апреля поддержал предложение Чжоу Эньлая и, в свою очередь, предложил помощь Москвы в его осуществлении.

Поначалу Вашингтону заявление китайцев показалось глубоко подозрительным. Снова и снова за прошедшие два года любые, казалось бы, простые предложения Пекина при ближайшем рассмотрении допускали настолько разнообразное толкование, что оказывались несостоятельными. Однако 11 апреля в Пханмунджоме офицеры связи и взаимодействия за столом переговоров, к своему немалому изумлению, почти сразу добились согласия коммунистов на операцию «Малый обмен». Семьсот китайцев и 5100 корейцев должны были отправиться на Север, 450 корейцев и 150 представителей других национальностей – на Юг. Обмен был произведен в Пханмунджоме с 20 апреля по 3 мая.

Когда Запад узнал, в каком состоянии находятся вернувшиеся западные пленные, поднялась новая волна негодования по поводу ведения войны коммунистами: кроме ран и увечий, которыми никто не занимался месяцами, даже годами, многие были истощены длительным голодом или психологически сломлены. Тем не менее сразу же начались переговоры по поводу следующего обмена: 26 апреля делегации ООН и коммунистов впервые за полгода встретились в Пханмунджоме в полном составе. Главным вопросом повестки дня был выбор нейтральной «карантинной страны», где можно было бы держать пленных, отказывающихся от возвращения на родину. ООН предложила Швейцарию и крайний срок пребывания в карантине не более двух месяцев. Китайцы отвергли Швейцарию и потребовали установить карантинный срок в полгода. В качестве альтернативной нейтральной зоны китайцы – после настоятельных просьб – назвали Пакистан. Однако потом коммунистическая делегация, судя по всему, одумалась. Коммунисты перестали настаивать на том, чтобы политическая проверка непременно проходила за пределами Кореи, сократили запрашиваемый карантинный срок с полугода до четырех месяцев и потребовали создания Комиссии нейтральных стран по репатриации, в состав которой предлагали включить Польшу, Швейцарию, Чехословакию, Швецию и Индию.

Американцы наконец убедились в том, что коммунисты искренне стремятся к миру. Сталин умер,