Читать книгу - "Лето волков - Виктор Смирнов"

Иван не слышал и не видел ничего. Треск да стук. Узловатая плаха, в которой увяз колун, раскололась от удара обухом о колоду. Куры, кудахча, бежали от летящих щепок. Двор белел от свежих дров. Пахло влажным деревом и человеческим потом. Солнце взбиралось на самый верх. Иван остановился, чтобы попить молока из глечика. Белые струйки побежали с губ.

Не сразу услышал смешок у калитки.

– Ой, Иван Миколаевич, вы на три зимы нарубили!

Варюся! В приталенной, перешитой из френча курточке, в цветастом платке, юбке-разлетайке, козловых сапожках, молодая, красивая, задорная. В руке зачем-то клунки.

– Не признал меня?

– Варя… Это вы… ты?

Иван смахнул щепки и следы молока с груди. Торопясь, натянул гимнастерку. Варя засмеялась, довольная произведенным впечатлением.

– Вы… Ты, помню, на смотр ездила, в газетах писали, потом вдруг замуж!

– Вышла, восемнадцати годов, глупая… а песни и теперь спиваю. Вчера так старалась, но, видно, не понравилось.

– Шо ты, Варюся! – сказала бабка, появившаяся на крыльце. – Уж как красиво спивала! Иван говорит: таких голосов в этих… в ансамлях нема. Треба, говорит, как-то отблагодарить.

Иван с удивлением посмотрел на бабку.

– Правда? А не пришел послухать! – В голосе Вари звучала откровенная радость. Она сказала, обращаясь к бабке, но глядя на Ивана: – Заметный стал парубок, Серафима Тадеевна!

– Верно, Варя. Так есть в кого. Дед, царствие небесное, молодой был – патреты писать!

– Я готовый, – закричал с улицы Попеленко. – Сказав буду, значит, буду!

Ему не ответили. Подогнав телегу ближе и стоя на ней, ястребок заметил, что у хаты разворачивается немаловажная сцена. Стал слушать.

– А я, бабуся, Ивану Миколаевичу в дорогу, – Варя поставила клунки на колоду, – домашней ковбаски, баночку сальтисону, трошки сала…

– Ну, от души, оно на пользу. Токо гостинец надо в руки: а то кусок в горле застрянет!

– Ой, Серафима Тадеевна, все обыча́и розумеете! – Варя отдала харчи бабке. – Может, зайдешь, Иван Миколаевич, на вечерку? Попрощаешься, послушаешь дорогих сердцу песен?

Не услышав ответа, красавица-соседка ушла, негромко напевая:

– Ой, хмелю, мий хмелю, хмелю зеленее́нький,

де ж ты, хмелю, зиму зимував…

– Ох, Варька! – бабка понюхала колбасу, одобрительно чмокнула губами. – Бой-девка, но с душой! Пойдешь на вечерку?

– Оно бы надо… – вдруг заявил с телеги, через тын, Попеленко. – Нельзя обижать! Конечно, вам не совсем удобно одному идти!

Иван схватил колун. Песня таяла. Де ж ты, сыну, ничку ночував…

– Никуда не пойду!

Иван расколол чурбан так, что и колода под ним распалась.

– Вечерки! – он пошел за новой колодой. – Гулянки! А муж на фронте!

– От тут нема беспокойства, – сообщил Попеленко. – Сидор Панасыч, конечно, дуже здоровый был мужчина, токо бонба влетела прямо в контору, а он за столом сидел: тут какое здоровье выдержит?