Читать книгу - "Почему забыли русских героев? Параллельная история Первой мировой войны - Валерий Евгеньевич Шамбаров"

закружили головы. Пресса и официальные сводки еще и преувеличивали успехи. Германию охватила восторженная эйфория. И тут уж идея сепаратного мира была вообще отброшена. Даже те, кто предлагал ее, постарались и сами о ней забыть. Какой там мир? Только капитуляция России! Вильгельм заявлял: «Теперь я не согласен на мир. Слишком много германской крови пролито, чтобы все вернуть назад».

Забыли и о манифестах, что не ведут захватнической войны. Можно ли воспринимать всерьез такие сказки? Бетман-Гольвег представил кайзеру доклад, что главной целью должно стать «отбрасывание Московской империи на восток». А министр иностранных дел фон Ягов разродился меморандумом о «восточной угрозе»: «До сих пор гигантская Российская империя с ее неиссякаемыми людскими ресурсами, способностью к экономическому возрождению и экспансионистскими тенденциями нависала над Западной Европой как кошмар… Русская раса, частично славянская, частично монгольская, является враждебной германо-латинским народам Запада…» Вывод — чем больше получится отобрать у «полуазиатской Московской империи», тем лучше.

Германские и австрийские руководители уже вовсю перекраивали карты мира. Бетман-Гольвег, Фалькенгайн, министр иностранных дел Австро-Венгрии Буриан сошлись на том, что пора начинать создание «Срединной Европы». Обсуждали, что в это федеративное образование войдут Германия, Австро-Венгрия и Турция, будут включены Бельгия, Балканы и земли, отвоеванные у России. Должны будут присоединиться дружественные немцам Голландия, страны Скандинавии, но позже — пока был важнее их нейтралитет, через них торговать с другими государствами. Не хотели упустить своего и турки. Они-то успехов не добились, но считали немцев без пяти минут победителями и с аппетитами не скромничали. Упрашивали при грядущей дележке отдать им Закавказье, Среднюю Азию, Казахстан, возродить Крымское и Казанское ханства (конечно, зависимые от Османской империи).

Туркам отвечали уклончиво, до Казани и Крыма руки еще не дотягивались. Но идеологи, генералы, политики наперебой составляли проекты, где должна пройти будущая граница. Все соглашались, что западные окраины надо отделить от России. Хотя одни полагали, что их надо сделать марионеточными государствами под руководством Германии, а другие стояли за прямую колонизацию. Чтобы выработать общие принципы оккупационной политики, фон Ягов в сентябре-октябре направил в командировку по захваченным территориям своего высокопоставленного сотрудника тайного советника Серинга. Он составил подробный доклад. Новая граница предлагалась по линии «озеро Пейпус (Чудское) — Двина — Ровно — река Збруч». Областями германской колонизации должны были стать Литва и Курляндия.

10 % населения Курляндии составляли прибалтийские немцы, и Серинг указывал, что их «будет достаточно для германизации крестьян, рабочих и интеллигенции. Экономические меры и германские средние школы сделают свое дело». Туда, где немцев мало, следовало посылать переселенцев из Германии, отдать им земли русских хозяев, Православной Церкви, и «через 2–3 поколения Курляндия станет полностью германской». В Литве местных немцев почти не было, и их предстояло сделать искусственно. Предлагалось соблазнять привилегированным положением зажиточных литовских крестьян, чтобы они меняли язык, образ жизни и превращались в «немцев». А поляков из Литвы следовало депортировать. Куда — не уточнялось.

На базе доклада Серинга в Берлине прошло несколько конференций. А практическая реализация этих проектов была временно возложена на командование Обер-Ост во главе с Гинденбургом и Людендорфом. Современники, посещавшие штаб Людендорфа в Ковно, рассказывали, что он очень увлекся, «изучал демографическую статистику, как боевые сводки». Сокрушался, что население здесь представляет «такую смесь рас». Соглашался с Серингом, что напрямую присоединять к Германии надо Литву и Курляндию, а поляки не подходят для германизации, Польшу надо выделить в марионеточное образование, послушное немцам. Правда, депортацию поляков решили отложить до окончания войны. Сам Людендорф вспоминал: «Я был полон решимости восстановить на оккупированной территории цивилизаторскую работу, которой немцы занимались здесь многие столетия».

Для административного руководства был назначен генерал-интендант оккупированных земель Эрнст фон Айзенхарт-Роте. А «цивилизаторская работа» началась с введения судов военного трибунала. Они создавались в каждом городе, за нарушение приказов и прочие провинности перед оккупантами жителей ждал расстрел. Еще одним актом «цивилизаторской работы» была сметена вся система образования. Отныне учителями могли быть только немцы, а преподавание разрешалось лишь на немецком языке. Все учебные заведения, не соответствующие этому требованию, закрывались: русские, польские, латышские, литовские. В Вильно существовал польский университет, учрежденный еще Александром I, «культурные» германские начальники его ликвидировали.

Единственным официальным языком в оккупированных областях был объявлен немецкий. На нем должны были писать все вывески, говорить в местных административных учреждениях. Соответственно, руководящие посты могли занимать немцы или лица, свободно владеющие их языком. Гросс-адмирал Тирпиц посетил Либаву и обратил внимание — горожане относились к немцам с плохо скрытой враждой. Стоило ли этому удивляться? По селам начались повальные реквизиции. Их устраивали и централизованно, для снабжения фронта, и в корпусах, дивизиях, полках, батальонах, ротах, а выливались они в обычные грабежи. Даже Людендорф признавал, что «у населения отбирали лошадей, скот, продовольствие, брали все, что придется».

Но и без всяких реквизиций немцы были не прочь дополнить паек в попутных деревнях, а уж женщин считали «законной добычей». Если кто-то пытался защитить свое добро, жену или дочь, солдаты могли тут же прикончить его. А могли расстрелять «официально», по приказу офицера. Были задокументированы и такие факты, когда немцы собирали крестьян, женщин, стариков и гнали перед собой в атаку «живым щитом». Российское правительство создало чрезвычайную следственную комиссию, в 1916 г. она выпустила большой обзор собранных материалов о зверствах на захваченной территории, убийствах и истязаниях мирных граждан.

В Бельгии и Северной Франции оккупация уже длилась больше года, вошла в «упорядоченное» русло. Прежних повальных расправ над заложниками больше не было. Но и здесь грабили, а военные трибуналы не простаивали. Приговоры выносили быстро, и расстрелы гремели регулярно. Германское командование заботилось и об отдыхе подчиненных. Вскоре после взятия Варшавы последовало указание, чтобы возобновили работу здешние публичные дома, считавшиеся весьма фешенебельными. Это был не университет, это для «цивилизаторской работы» признали нужным. Но штатных «заведений» оказывалось недостаточно. Немецкие дивизии периодически отводили на отдых во французские и польские города, и они сами города превращали в большие бордели.

Вот тут уж жителям оставалось только прятаться. Пьяная солдатня разбредалась повсюду, буянила, колотила окна и витрины. Прохожих избивали, могли и штыком пырнуть. С женщин прямо на улицах срывали одежду, подминали целой гурьбой. Даже отсидеться в домах удавалось не всем. Солдаты вламывались в квартиры, требовали выпивку, выгоняли мужчин и начинали забаву с их родственницами. Жаловаться не рисковали, самих же обвинят в антигерманских настроениях. Начальник французской разведки Нюдан, демонстрируя генералу Ингатьеву донесения об этих оргиях, констатировал: «Без пьянства и разврата немцы не могут воевать».

Австрийцы вошли на российскую землю только на Волыни. Едва они утвердились в Луцке, как в красивом городском саду саперы построили целую шеренгу виселиц. Военно-полевой суд заседал активно, людей хватали не пойми по каким обвинениям или просто как заложников. Бывали дни, когда вешали по 40 человек. На Юго-Западном фронте удалось пробраться к своим нескольким пленным. Рассказали, что их с товарищами пригнали строить укрепления. Они отказывались, тогда их лишали еды. Если