Читать книгу - "Ужас в музее - Говард Филлипс Лавкрафт"

Такое положение дел сохранялось еще полстолетия после покупки музеем мумии. Ужасный этот экспонат сделался для образованных жителей Бостона местной достопримечательностью и предметом гордости, но не более того, а самое существование сопутствующих ему цилиндра и свитка — после десятилетия бесплодного их исследования — было фактически забыто. Деятельность музея Кабо отличалась таким консерватизмом и скромностью, что ни одному репортеру или очеркисту и в голову не приходило вторгнуться в его бессобытийные пределы в поисках материала, способного заинтересовать публику.

Шумиха началась весной 1931 года, когда приобретение новых экстравагантных экспонатов: диковинных предметов и на удивление хорошо сохранившихся тел, найденных в гробницах близ французского города Аверуань, под почти исчезнувшими и приобретшими зловещую известность руинами Шато Фоссесфламм,^[91] — вызвало ажиотаж среди газетчиков. Верная своей манере «работать локтями» городская газета «Бостон пиллар» заказала своему очеркисту для воскресного номера большую статью о новых приобретениях и посоветовала приправить ее общим описанием музея; но этот молодой человек — по имени Стюарт Рейнолдс, — наткнувшись на давно всем известную чудовищную мумию, увидел в ней материал для сенсации, куда более сногсшибательной, нежели описание вновь приобретенных находок, ради которых его и послал сюда редактор. Поверхностное знакомство с теософскими трудами, увлечение вымыслами таких писателей, как полковник Черчуорд и Льюис Спенс, повествующих о древних континентах и забытых цивилизациях, пробудили в Рейнолдсе особый интерес к подобным реликвиям.

В музее журналист долго досаждал всем бесконечными и не всегда толковыми вопросами, а также требованиями помочь ему сфотографировать мумию в необычных ракурсах, для чего понадобилось без конца передвигать ее то туда, то сюда. В музейной библиотеке, расположенной в подвальном этаже, он часами разглядывал странный металлический цилиндр и свиток, снимая их под разными углами, а также запечатлел во всех подробностях загадочный иероглифический текст. Он попросил показать все книги, хоть в какой-то мере относящиеся к примитивным культурам и затонувшим континентам, а потом по три часа в день делал выписки из них, покидая музей только для того, чтобы тут же поспешить в Кембридж, где в библиотеке Уайденера можно было полистать (предварительно получив разрешение) ужасный и запретный «Некрономикон».

5 апреля его большая статья появилась в воскресном номере «Бостон пиллара» — обильно уснащенная фотографиями мумии, цилиндра и свитка с иероглифами, выдержанная в обычном глуповато-инфантильном тоне, как газета привыкла вещать в угоду широкому кругу своих умственно незрелых читателей. Полная несообразностей, преувеличений, потуг на сенсацию, она в точности соответствовала тому роду статей, какие обычно возбуждают поверхностный и недолгий интерес публики, — и в результате еще недавно малолюдные и тихие залы музея заполнились тупо глазеющими и болтливыми толпами, каких его строгий интерьер не знавал никогда прежде.

При всем инфантилизме статьи, она привлекла в музей и умных, образованных посетителей, благо фотографии в ней говорили сами за себя, — ведь и серьезным людям порой случается заглянуть в «Бостон пиллар». Вспоминаю, например, одного странного посетителя, появившегося в музее в ноябре, — темнолицего, в тюрбане, с густой бородой, с каким-то вымученным, неестественным голосом и удивительно бесстрастным лицом, с неловкими руками, упрятанными в нелепо выглядевшие здесь белые рукавицы; он сказал, что живет в трущобах Уэст-Энда, и назвался именем Свами Чандрапутра. Малый этот оказался феноменальным эрудитом в оккультных науках и, по-видимому, очень заинтересовался сходством иероглифов свитка с некоторыми знаками и символами забытого древнего мира, о котором у него — якобы интуитивно — сложилось весьма отчетливое представление.