Читать книгу - "Наследство Крэгхолда - Эдвина Нун"

— …Да, я — Энн Фэннер.

— А я — Кэтрин Каулз, для вас — просто Кэтти. Вы должны познакомиться с моими мужчинами. Два негодника, каких свет не видывал. Мой брат может вам сразу не понравиться, но ведь, как говорится, и Рим не сразу строился, не так ли? Так вы из Бостона? Забавно, но вы совершенно не похожи на жительницу этого города — у женщин, выросших на бобах и рыбе, не может быть такой красивой фигуры и цвета лица. Кстати, мое имя — Кэтти — пишется с «К».

Женщина разговаривала с Энн так оживленно и доброжелательно, словно они были скорее старыми приятельницами или коллегами, чем новыми знакомыми, так что у Энн не было времени решать, хотела она или нет встречаться с «моими мужчинами». Сердечность Кэтти и обещание чего-то нового, безусловно, сделали свое дело и разогнали дурные чувства, столь внезапно возникшие у Энн по отношению к Крэгхолд-Хаус. И в самом деле, может ли быть плохим место, которое такие люди, как эта Кэтти Каулз, ее брат и Гай Вормсби, видимо, без колебаний выбрали для отдыха? День быстрее, чем ночь, совершил чудо.

— Эй вы, оба! Смотрите скорей, кого Кэтти обнаружила на пороге! Ну что скажете?

Кэтти буквально втащила покрасневшую и дрожащую от смущения Энни в огромный светлый зал. Кэтти, которая все больше напоминала ей Кэтрин Хепберн[4]в старом фильме, снова оказалась напротив нее. Гай Вормсби и Питер Каулз (хотя она пока не могла сказать, кто из них есть кто), как солдаты, вскочили со своих кресел с высокими спинками, стоявшими тыльной стороной к входу, в ответ на столь восторженное представление Кэтти. Оба они улыбались, но каждый по-своему (позже Энн сможет лучше понимать их улыбки), и в глазах каждого была видна собственная реакция на слова Кэтти.

— О, замолкните мои уста поэта… — легкомысленным и дерзким тоном заговорил Питер Каулз, с ног до головы оглядывая Энн, словно снимая мерку для платья. — Кэтти, ты победила. Вот шествует она, прекрасная, как ночь, и Питер Каулз свой восторг не в силах превозмочь.

— Здравствуйте, — глядя Энн в лицо с дружеской улыбкой, произнес второй мужчина, который был повыше ростом. — Я — Гай Вормсби. Этот плагиатор, что стоит слева от меня, не так уж безнадежен. Он плакал, когда умер Дилан Томас[5]. Хорошо добрались?

Энн Фэннер кивнула, пробормотав какие-то избитые вежливые фразы и продолжая рассматривать стоявших перед ней мужчин. Все это время Кэтрин Каулз, широко улыбаясь, с сияющими глазами вертелась позади них, демонстрируя все достоинства своей великолепной холеной внешности. Однако теперь все внимание Энн было обращено на мужчин. Она стояла на пороге и, словно судья конкурса студентов колледжа по черному юмору, в духе которого оба они обменивались репликами, подобными тем, что она слышала, пыталась понять, как эти два совершенно противоположных человека могли стать друзьями. То, что они не похожи друг на друга, она успела понять.

Хотя между братом и сестрой Каулз тоже не замечалось совершенно никакого внешнего сходства, у Питера Каулза была та же естественная и непринужденная царственность манер и воспитание, которые можно приобрести, только имея деньги. Правда, одет он был как очень избалованный молодой человек. Дорогой синий блейзер с гербом на левом кармане был измят и изжеван так, словно никогда не бывал в чистке, а на правой штанине серых брюк у колена виднелась дырка, прожженная сигаретой. Но при всем при этом было совершенно очевидно, что и пиджак, и брюки стоили не меньше сотни долларов каждый. На безымянном пальце левой руки блестело кольцо с печаткой, на котором были знаки, присущие скорее фамильной драгоценности, чем кольцу в память о братстве или о выпуске из колледжа. Широкий голубой шейный платок украшала сверкающая бриллиантовая булавка. Лицо молодого человека, одетого сколь богато, столь и небрежно, также было примечательным. Он был очень — даже слишком — белокожим, с длинными непослушными соломенными волосами и длинными вьющимися бачками, свисавшими у ушей в новомодном, но уже прижившемся стиле хиппи. Его голубые глаза были какими-то водянистыми, а очень тонкий, ястребиный нос нависал над пухлым неярким ртом и глубоко раздвоенным подбородком. Во внешности Питера не было ничего от сестры Кэтти. Ямка на подбородке, большой рот и светлые глаза делали его похожим на мрачного амурчика, который использует свой лук и стрелы не для того, чтобы люди влюблялись друг в друга, а для того, чтобы причинить им боль.

Энн Фэннер инстинктивно невзлюбила его.

Гай Вормсби был совсем другим. Глубокий баритон не обманул ее ожиданий. В любом случае она не могла представить себе его с другим голосом: и голос, и сам мужчина были единым целым.

Он был высоким и худощавым, что делало его еще более привлекательным. Это была скорее не худоба, а стройность, подчеркивающая его красоту. Нет, у него были довольно широкие плечи, а камуфляжная охотничья куртка с кожаными заплатами на локтях и габардиновые бриджи для верховой езды, в которые он был одет, были одеждой вполне приличествующей настоящему мужчине. Лицо Гая почти загипнотизировало Энн. В нем было довольно много общего с Картретом: решительное выражение аристократически тонкого и серьезного лица, но взгляд его карих глаз, несмотря на немного зловещее выражение, заставлявшее предположить, что он мог говорить одно, а думать совершенно другое, все же был теплым. И волнующим.

Темные волосы, слева разделенные пробором, были не такими длинными, как у Питера Каулза, но чистыми и ухоженными, и если Гая Вормсби можно было сравнить с аккуратной, пропорциональной фехтовальной шпагой, то более крупный, мускулистый Питер Каулз был скорее похож на двуручную саблю.

Граф Монте-Кристо со шпагой — легкий, ловкий, стремительный. И амурчик с неуклюжей саблей — тяжелый, грубый, неповоротливый.

Оба эти образа внезапно возникли в сознании взволнованной Энн. Да, ее новые знакомые были именно такими, они полностью отвечали этим образам.

— Мисс Фэннер, вы любите овсянку? А кофе — очень черный и очень крепкий? — спросил ее Гай Вормсби спокойным, мягким голосом.

Эти слова отвлекли Энн от ее размышлений и грез, возвращая к действительности, и она очень быстро кивнула — даже слишком быстро с точки зрения этикета.

— А что, это обычное меню завтрака в Крэгхолде? — улыбнувшись, спросила она.

— Нет, сегодняшнее. — Гай Вормсби тоже улыбнулся. — Кажется, вчерашний яичный кризис продолжается. Город довольно далеко отсюда, так что придется ждать, пока куры не захотят сотрудничать. Может быть, хоть завтра удастся отведать немного яичницы с беконом.

— Именно так, Энн, — подтвердила Кэтти Каулз в свойственной ей энергичной манере. — Странная вещь: ни одна курица на милю отсюда не пожелала заниматься своим делом и не снесла ни единого яйца. Представляете? Картрет утверждает, что их напугал какой-то шум или что-то еще. Черт побери, а я не слышала в доме ни звука…