Читать книгу - "Штурман - Людвиг Павельчик"

– По рукам, Трофимыч! Надеюсь, на этот раз обойдется без коллизий!

– Отлично! На твоем месте я поступил бы так же. Чтобы твое наземное путешествие не было столь трудным, сделаем так: ты отправишься в Николопетровку на обыкновенном автобусе, честно заплатив за билет, и там найдешь врата…

После короткого объяснения я, подивившись сказочным возможностям Штурмана, не мог не спросить:

– Скажи мне, Трофимыч, почему же ты сам тогда не вернулся назад? Для тебя это – плевое дело, и Абхинава…

– Вот именно – Абхинава! Открыв врата, я тут же дал бы ему понять, что я и есть тот, кого он ищет, и это погубило бы все. В этом случае я никогда не смог бы вернуть команду домой.

– Но ведь с твоими способностями ты мог бороться!

– Я не борец. Я штурман, и оставим этот разговор. Мне и без того было тошно все эти годы. Так тошно, что порой хотелось убить кого-нибудь!

Сказав это, он осекся и посмотрел на меня исподлобья. Я сделал вид, что не обратил на его слова никакого внимания.

Вот так и вышло, что я вновь оказался в этой таежной сибирской деревне, в которой мне довелось когда-то испытать столь противоречивые чувства и эмоции. Наверное, никогда больше мне не случится столь глубоко копнуть собственную душу и узнать о себе и жизни так много, как я узнал здесь, во время моего трехмесячного проживания у крестьянина-единоличника Якова Угрюмова в странном 1930-ом году.

Попросив водителя высадить меня на околице, я выпрыгнул из маленького желтого «Пазика» и медленно побрел в сторону главной улицы, перебирая в памяти все то, что здесь со мною случилось.

Саму деревню было не узнать – она расстроилась, география улиц и переулков изменилась, многих крестьянских изб не существовало больше, а на их месте выросли новые, более современные и основательные, и лишь гора Киржатка все так же виднелась чуть в стороне от деревни, указывая направление к мертвому Улюку.

Однако у меня не было охоты любоваться новой Николопетровкой, – я спешил поскорее справиться с поручением Штурмана и вернуться наконец-то домой. К тому же был вечер, солнце почти зашло и я не хотел медлить. С трудом отыскав среди новостроек место, где когда-то стояла изба Якова, я пошел в том направлении.

…Дом вырос передо мною, словно гриб атомного взрыва – разрастаясь и заполняя собою пространство. Проходя через открытые для меня Штурманом врата, я сосредоточился на том, что видел и потому успел восхититься непередаваемым в своей грандиозности визуальным искажением пространства и времени. На долю секунды я почувствовал себя избранным, ибо лишь немногим удается поучаствовать в чем-то подобном. А сознание того, что своими действиями я, быть может, сумею помешать гнусному профессору в его гадких планах, наполняло меня какой-то жутковатой гордостью.

Я похвалил себя, что догадался одеться потеплее – погода была зимней и температура воздуха – заметно ниже нуля. Видимо, недавно прошел снег, и белый, пушистый его слой, еще не попорченный следами людей и животных, покрывал всю округу, создавая какое-то нелепо-предновогоднее настроение.

Я осмотрелся. В опустившихся сумерках я узнал знакомый лог, забор и очертания надворных построек. Проведя за работой в хозяйстве Якова многие часы, я был хорошо знаком с расположением всех служб усадьбы и смог без труда отыскать нужный мне хлев, в стене которого находился тайник. Я исходил из того, что Трофимыч не ошибся в расчетах и Карты Навигации, о которых я уже столько слышал, все еще находятся там.

Снег скрипел под моими сапогами, когда я, идя задами вдоль забора, миновал баню и остановился у стенки хлева. Уже совсем было собравшись вскрыть тайник, я услышал, как хлопнула дверь сеней и кто-то вышел на крыльцо.

Этот вышедший замер ненадолго, не то размышляя о жизни, не то просто наслаждаясь свежим зимним воздухом, затем прошел в пригон и, справив малую нужду, о чем свидетельствовало шипение разбиваемого струей снега, вернулся назад к крыльцу. Испытывая нетерпение, я переминался с ноги на ногу, не догадываясь, что выдаю себя снежным скрипом.

«Есть кто здесь?» – донеслось со стороны крыльца, и я, обомлев на мгновение, чуть было не прыснул со смеху, так как узнал в этом голосе свой собственный. Ну, конечно же! Я отлично помнил, как стоял этой ночью с ушибленным коленом во дворе и прислушивался к скрипу снега за сараями, гадая, человек это или животное! Значит, сейчас я – тот, который у крыльца, – решу зайти в дом, чтобы одеться потеплее, но так и не выйду больше, смалодушничав. Нужно лишь немного терпения…

Так и вышло. Минутой позже я беспрепятственно приблизился к задней стене хлева, сунул палец в предусмотрительно показанную мне когда-то Яковом выемку и поддел доску, закрывающую небольшую нишу-тайник. Волк Дым, разумеется, не шелохнулся в своей будке, так как мой запах был ему отлично знаком. Зачем попусту суетиться? Пошарив в выложенном сеном ящике под крышей, я нащупал перевязанный шнурком сверток плотной шероховатой бумаги и, сунув его за пазуху, приткнул доску на место, не повредив «запорного приспособления». Я тихо засмеялся, поняв смысл показавшихся мне когда-то странными слов Якова, намекнувшего, что он предотвратил кражу Карт тем, что показал мне тайник. Теперь-то я знал, кто был тем загадочным «вором»!

Искушение приблизиться к окну и попытаться еще раз – хотя бы раз! – увидеть мою Аглайку было велико, но я поборол его, испугавшись мысли, что могу тем самым погубить всю затею и, не дай Бог, нарушить ход событий. Я не решился сунуться в божественный замысел, хотя давно уже и не был уверен в том, что Богу есть дело до выкрутасов проститутки-истории, изменчивой и беспомощной в руках такого проходимца, как треклятый профессор Райхель. Бесконечное разрастание Древа Миров было, должно быть, самой сутью бытия, и то, что где-либо происходит в настоящий момент, не имеет абсолютно никакого значения в глобальном масштабе. Я не знаю, как поступил бы профессор с Картами, окажись они у него, и допускаю даже, что великое знание, заключающееся в них, он употребил бы на что-то весьма непотребное, но вот удалось ли бы ему поколебать равновесие вселенной? Пожалуй, на этот счет я останусь скептиком.

Морозец, пробравшийся под хлипкую мою телогрейку, что я одолжил у бабы Клавы, напомнил мне о реальности окружающего и уязвимости моей телесной оболочки, которую я срочно должен был переносить назад, дабы не замерзнуть. Бросив прощальный взгляд на казавшуюся мне теперь такой уютной и родной избу Якова Угрюмова, я с сожалением вернулся в лог и вошел во врата, которые честный Трофимыч держал для меня открытыми.