Читать книгу - "Демон отверженный - Ким Харрисон"

Квен старался удержаться от кашля, и я отвернулась, чтобы не смущать его взглядом. Сбоку стояли несколько больничного типа тележек и капельница. Это была единственная вещь, соединенная с Квеном, и мне понравилось, что нет надоедливого писка кардиомонитора.

Наконец-то дыхание Квена выровнялось. Я, несколько осмелев, села на краешек кресла, перебросив сумку за спину. Доктор Андерс возвышалась на ровном полу, не желая преодолевать невидимого барьера лестницы и подходить к нам. Я смотрела на Квена мрачно, отмечая следы борьбы с болезнью.

Темное обычно лицо побледнело и пожухло, оспины от Поворота резко выделялись красным, будто еще были активны. Темные волосы слиплись и перепутались от пота, лоб прорезали морщины. Глаза его блестели какой-то дикой страстью, от которой у меня что-то тревожно шевельнулось в груди. Я видала такой блеск — так светятся глаза у того, кто уже видит за ближайшим углом свою смерть, но все равно собирается с ней драться.

Черт, да будь оно все проклято!

Я уселась поудобней, все же не решаясь взять его небольшую, но мускулистую руку, лежащую на серой простыне.

— Хреновый же у тебя вид, — сказала я наконец, и он улыбнулся болезненной улыбкой. — Что ты такое сделал? Сцепился с демоном? Ты победил?

Я пыталась говорить беззаботно. Но не получилось.

Квен сделал два медленных вдоха.

— Ведьма, пошла вон, — произнес он отчетливо, и я вспыхнула, даже вставать начала, пока не сообразила, что он обращается к доктору Андерс.

Она же сразу поняла, что к кому относится, и подошла, глядя на нас сверху вниз.

— Трент не хотел бы, чтобы вы оставались одни.

— Я не один, — перебил он. Голос у него окреп от начавшегося использования.

— …одни с нею, — закончила она, вкладывая в последние слова невероятное отвращение. Очень противно они прозвучали, и Квену очень не понравились.

— Пошла — вон, — сказал он тихо, из себя выходя при мысли, что его болезнь дала этой мымре возможность думать, будто он подчинится ее воле. — Я попросил сюда Морган, потому что не хочу, чтобы свидетелем моего последнего вздоха оказался какой-нибудь чиновник или врач. Тренту я дал клятву, и я ее не нарушу. Вон!

Его скрутил кашель, и этот звук, похожий на треск рвущейся ткани, пронзил меня насквозь.

Я повернулась в кресле, показала ей, чтобы проваливала ко всем чертям, а то так только хуже, и снова повернулась к темному углу. Андерс, злая и чопорная, прислонилась к комоду, скрестила руки на груди. Злость на физиономии даже в темноте была видна. Она стояла спиной к зеркалу, и казалось, будто ее там две. Кто-то протянул кусочек ленты поверху и плавной дугой через стекло — я поняла, что Кери была здесь перед тем, как идти на молитву. Она пошла на молитву — пешком всю дорогу до базилики — а я не приняла это всерьез.

Расстояние, на которое отошла Андерс, Квена, видимо, удовлетворило, и его скрюченное судорогой тело постепенно отпустило, приступы кашля стали реже и прекратились совсем. Я с чувством полной беспомощности смотрела на это, и напряжение в прямой спине стало переходить в ноющую боль. Зачем он хотел, чтобы я это видела?

— Ну и ну, Квен! А я и не знала, что тебе не все равно, — сказала я, и он улыбнулся, сразу сложившись по всем морщинкам напряженного лица.

— Все равно. Но насчет чиновников я серьезно.

Он уставился в потолок, сделал три осторожных, прерывистых вдоха. У меня завертелся водоворотом страх, внедряясь на привычное место в душе. Я этот звук слыхала уже.

Он закрыл глаза, я дернулась вперед.

— Квен! — крикнула я, и тут же почувствовала себя дурой, когда он распахнул веки, глядя на меня с жутковатой сосредоточенностью.

— Дал глазам отдохнуть, — пояснил он, потешаясь над моим страхом. — У меня несколько часов. Я чувствую, как мир рассыпается, но знаю, что столько у меня еще есть. — Он опустил взгляд ниже, на мою шею, потом снова мне в глаза. — У тебя проблемы с соседкой?

Я не стала прикрывать укусы, хотя побуждение такое было, и не слабое.

— Это было предостережение, — ответила я. — Иногда нужно получить по голове поленом, чтобы понять: то, что ты хочешь, тебе на пользу не пойдет.

Он едва заметно шевельнул головой:

— Молодец. — Он медленно вдохнул. — Теперь рядом с тобой стало безопаснее. Ты молодец.

Доктор Андерс пошевелилась, напоминая мне, что она слушает. Я с досадой подалась вперед, так что кожица на укусах натянулась. Сквозь медицинские запахи спирта и лейкопластыря пробивался аромат сосны и солнца. Глянув на Андерс, я спросила у Квена:

— А зачем я здесь?

Квен шире открыл глаза, повернулся ко мне, подавил импульс закашляться.

— Не «что ты сделал, что так вышло»? — спросил он.

Я пожала плечами:

— Это я уже спрашивала, и ты как с цепи сорвался. Так что я придумала другой вопрос.

Снова закрыв глаза, Квен старался просто дышать, медленно и трудно.

— Я уже тебе говорил, зачем я тебя просил приехать.

Это про чиновников, что ли?

— О'кей, — сказала я. Мне хотелось взять его за руку, чтобы дать ему сил, но такое было странное чувство — как бы он не подумал, что я его жалею. Тогда он из себя выйдет. — Расскажи тогда, что ты с собой сделал.

Он прерывисто вдохнул, задержал дыхание, а потом на выдохе ответил:

— То, что должен был сделать.

Молодец какой. Ну просто здорово.

— Значит, ты просто позвал держать меня за руку, пока ты умираешь? — спросила я с некоторым раздражением.

— Типа того.

Я посмотрела на его руку — без особого пока желания ее брать. Неуклюже пододвинулась ближе, кресло стукнулось, переползая на низкий деревянный помост.

— Разве что у тебя найдется хорошая музычка.

Черты его лица слегка разгладились.

— Ты Такату любишь? — спросил он.

— А что там не любить?

Стиснув зубы, я слушала, как дышит Квен. Мокрое дыхание, будто он тонет. Я в нервном возбуждении посмотрела на его руку, на тетрадь рядом с кроватью.

— Тебе почитать что-нибудь? — спросила я, желая все же понять, зачем я здесь. Не могу же я просто встать и уехать. Какого черта Квен мне такое устраивает?

Квен засмеялся было, тут же замолк, сделал три медленных вдоха, подождал, пока снова выровнялось дыхание.

— Нет. А ведь ты же уже видела как не спеша приходит смерть.

Из глубины памяти всплыла холодная больничная палата, тонкая бледная рука отца в моей руке. Он боролся за каждый глоток воздуха, только тело его не было так сильно, как его воля. Питер и его последний вздох, его тело, дрожащее у меня в объятиях, пока не сдалось и не освободило его душу. Подступили слезы, и прежнее горе помутило разум Я поняла, что так же было и с Кистеном, только я не помню. Будь оно все проклято до Поворота и обратно!