Читать книгу - "Тварь 2. Сказки летучего мыша - Виктор Точинов"

И все же что-то не нравилось Савичеву в этом человеке. Было нечто в пластике движений, в выражении лица, во взгляде, – хищное, жесткое, опасное…

Хотелось побыстрее завершить разговор, побыстрее распрощаться. Но человек настойчиво гнул свое:

– Мне необходимо, чтобы мои люди постоянно находились в палате. Пострадавший владеет важнейшей информацией. К тому же не исключен вариант, что рубанувший его по затылку вернется – с целью завершить работу.

Савичев собрался было сказать, что старший дознаватель из РУВД здесь уже побывал, и не нашел никакой необходимости в охране без пяти минут трупа… Но не сказал. Пришелец (сам он не представился, а на быстро мелькнувшем удостоверении имя и фамилию Савичев разглядеть не успел) – пришелец никак не казался человеком, у которого аббревиатура РУВД вызывает опасливое уважение.

И заведующий реанимационным отделением сказал другое:

– Поймите, нет никакой надежды, что больной произнесет что-то осмысленное. Случайные слова, что у него порой вырываются – явный бред, причем на несуществующем языке. И добивать его ни малейшей необходимости нет. Уже сам факт, что он до сих пор жив – материал для научной статьи о неизвестных ранее резервах организма. Здесь реанимация, здесь жизни висят на тонкой нити, – и присутствие ваших… хм… людей может помешать моим… хм… людям сохранить эту нить.

Не убедил.

– Я все понимаю, – мягко начал человек. Но продолжил жестко, безапелляционно: – В палате будет находиться один мой сотрудник, с диктофоном. Двое других – в коридоре. Или вы хотите, чтобы к вам вновь и вновь поступал материал для научных статей о рубленых ранах?

После короткой паузы человек закончил вновь мягко, сочувственно:

– У вас ведь две дочери, Сергей Борисович: студентка и старшеклассница. Наверное, порой гуляют после заката… Я не хочу, чтобы им довелось встретиться с любителем бить по головам острыми предметами. А вы?

Слова, подсознательно ожидаемые Савичевым с начала разговора, прозвучали. Угроза. Завуалированная заботой угроза…

Губы врача дернулись, словно он хотел что-то сказать. Но не сказал ничего.

Человек внимательно всматривался в лицо собеседника. И добавил ровным спокойным тоном совершенно для того неожиданное:

– Сутки назад не так далеко от места обнаружения вашего больного был найден мой сын. Тоже с разрубленной головой. К сожалению, его организм не обладал феноменальным запасом живучести…

Спустя недолгое время седой человек давал последние инструкции остающемуся в палате сотруднику:

– Имей в виду, Гриша: судя по всему, именно этот Шляпников установил растяжку с гранатами на пути у кинологов. И кровь, найденная на его мотоцикле, совпадает по группе с кровью убитого охранника Ермаковых. Тип крайне опасный. Так что если эскулапы ошиблись насчет его состояния… В общем, будь готов ко всему.

– Не сомневайтесь, Юрий Константинович. Не впервой.

Больной, лежавший неподалеку на реанимационном столе, окруженном всевозможной аппаратурой, – казалось, не обратил внимания на этот диалог. Трудно обращать на что-либо внимание с разрубленным почти пополам мозжечком и не приходя в сознание. Но при последних словах молодого круглолицего Гриши губы бесчувственного слушателя скривились. Впрочем, покрывавшие лицо бинты разглядеть гримасу не позволяли…

2

Место было красивейшее: сосны-великаны, хрустальной прозрачности воздух, и столь же прозрачная вода озер – каждый камешек на дне виден аж на трехметровой глубине…

Семиозерье.

Именно здесь разворачивались драматичные и кровавые события – описанные в романе писателя Кравцова, пока не завершенном.

Но именно сюда – в Семиозерье, в детский лагерь «Авроровец» – Кравцов в нынешнем июне вывез детей на две смены. Рассудил он просто: два снаряда в одну воронку редко, но попадают. Но чтобы залп всей батареи угодил ровнехонько в одну точку – не бывает. Даже в теории… Если всё, описанное беллетристом, начнет вдруг сбываться – стоит сменить профессию. Податься в прорицатели, на манер Ванги…

Пресловутые рассуждения были не особо серьезные, с изрядным оттенком иронии. На самом деле Кравцов хотел одного: чтобы Танюшка и Сережка оказались подальше от Питера. И от Спасовки.

Отпрыски уже отдыхали здесь – прошлым летом. И освоились на удивление быстро. Танюшка о чем-то с важным видом шушукалась с барышнями, столь же юными и пытающимися столь же важно выглядеть, – похоже, в новом отряде обнаружились две-три подружки по прошлому лету. Сережка же с дикими воплями носился с другими пацанятами между сосен – играя в какую-то непонятную, но весьма азартную игру.

Можно было уезжать, прощание с ребятами завершилось, но воспитательница Танюшкиного отряда – полная молодая женщина с ослепительно-рыжими волосами – никак не могла закончить разговор с Кравцовым. Намекала открытым текстом, что не плохо бы господину писателю приехать в лагерь, и провести встречу с читаталями-почитателями – не с ребятней, а с вожатыми и воспитательницами – как-нибудь вечерком, в узком кругу…

Немедленно возникло подозрение, что виновник здешней популярности писателя Кравцова не кто иной, как Танюшка, – главная его имиджмейкерша и пиарщица. Дочь никогда и нигде не забывала упомянуть, какой у нее всем известный папа…

Честно говоря, большая часть слов рыжей воспитательницы пролетала мимо ушей, голова была занята иным.

Господин писатель чему-то кивнул, с чем-то согласился, что-то даже уклончиво пообещал – потом так и не вспомнил, что же именно. Наконец и с рыжей удалось распрощаться.

Кравцов направился к своей машине, оставленной за воротами лагеря. Под ноги, пересекая дорожку, метнулся здоровенный котище – зеленоглазый, одно ухо висело лохмотьями, свидетельствуя о немалом боевом опыте. А рыжая масть, странное дело, один к одному напоминала прическу недавней собеседницы… Кравцов подумал: наверняка их в лагере всего двое – обладателей такого насыщенного и естественного колера… И решил: вставлю куда-нибудь.

Впрочем, усаживаясь за руль «нивы» (бесконечно тянувшийся ремонт машины наконец завершился), – он уже позабыл и кота, и воспитательницу. Мысли вновь и вновь возвращались к Спасовке и «Графской Славянке»…

3

После двух суток, плотно набитых громоздящимися друг на друга происшествиями, – и завершившихся безумно-дикой ночью, проведенной с Аделиной на Чертовой Плешке, в жизни Кравцова наступила полоса мертвого штиля.

Не происходило НИЧЕГО. Вообще…

Нет, какие-то мелкие повседневные события случались. Но казались незначительными и… ненужными, что ли…

Он ощущал себя бегуном-стайером сразу после пересечения финишной ленточки. Тело еще рвется вперед, кровь кипит адреналином, – а бежать-то и некуда…

С Адой тоже творилось неладное. Держалась с Кравцовым отчужденно, как со знакомым, но отнюдь не близким человеком. Он знал причину. Провалы в памяти девушки увеличивались. Словно невидимый ластик стирал все воспоминания, связанные со старинным бронзовым предметом. С пентагононом. А с Кравцовым она познакомилась именно благодаря этой штуковине…