Читать книгу - "Красная река, зеленый дракон - Михаил Кормин"

– Константин, я прошу тебя, по-человечески – если вдруг звонить кто будет, ты не рассказывай. И вообще. Понятно, для УВД это все мелочи. А нам нет. Всякое может быть, для нас в первую очередь. Мы это уберем все, а ты попробуй найти, поговори как-то, чтобы не было больше такого. Разное бывает, дети же. А если не дети?

– Ну, сделаем все, что может, Тамара Павловна. В наших интересах тоже, чтобы особо шум не поднимался, – Костя все отчетливее понимал, почему Дмитрий Юрьевич был недоволен тем, что он взял заявку у заведующей по хозяйственной части, однако теперь деваться было уже некуда. Так или иначе начавшееся дело (скорее всего, проведет как хулиганство, с невыявленными лицами) надо было закрывать.

– Понимаю. Но ты к Медведеву сходи, Олегу. Он одно время в школе, которая интернатская, историю преподавал. Он все знать про это должен, с детьми общался тогда. Потом, правда, ушел. Ну как ушел, там племянник в закончил институт у кого-то из администрации, сюда вернулся, и пристраивать надо было, а Медведев как раз тогда поругался с кем-то, и контракт не продлили. Сейчас какие-то курсы в Интернете ведет, сам говорил. С него начни, он всех по Сиверской знать должен.

Сидя в машине Костя видел, как Кувшинина, вышедшая из здания следом за ним, помахала рукой, села в свой красный «Пежо» и укатила в сторону центра. Костя помахал ей в ответ.

Пообедав, участковый как и планировал отправился в Карташевскую. По дороге размышляя над тем, сколько времени должно пройти до того, как он объявит Кувшининой о том, что дело закрыто. Конечно, тридцать дней надо будет выждать, так или иначе. Сейчас октябрь. Может быть, к Новому году. Плюс к этому, под конец квартала можно свести отчетность. Перспектив в раскрытии всего произошедшего Константин Васильевич Пивоваров, участковый уполномоченный по Кобриноскому сельскому поселению, не видел. Незаконные граффити, порча имущества и тому подобные вещи могут сработать, только если будет испорчено именно чье-то имущество. Огромный валун в овраге, пусть и на территории детского оздоровительного лагеря, который до сих пор по привычке все называли пионерским, таковым не являлся. Тем более, территория поселка Сиверский не входила в зону ответственности Пивоварова. А Ольшанский заниматься всем этим не будет. Значит, теперь остаются только формальности, и не более. Но ответ на действия заявителя произведен, диалог налажен, работы ведутся. Значит, теперь стоит сосредоточиться на более важных делах. В конце концов, на подотчетной территории уже давно творится какая-то ерунда.

Машина шла хорошо. Костя включил радио.

От Сиверской до Карташевской на машине ехать не более двадцати минут. Для того, чтобы добраться до деревни, нужно двигаться из поселка по Белогорскому шоссе. И следовать строго на восток. Вдоль лесов и полей, поросших борщевиком. Над головой сапфировое осеннее небо, а вдалеке золотые и угольно-черные леса – осиновые, березовые и еловые, теряющиеся за горизонтом. Потом нужно проехать через Белогорку, небольшую деревню с усадьбой купцов Елисеевых, превратившуюся со временем в развалины. Ее островерхие башни на крыше укрыты от дождя ржавыми листами железа, а разноцветные изразцы, когда-то украшавшие крыльцо, исчезли несколько лет назад без следа. Формально усадьба расположена на территории НИИ Растениеводства. Ехать нужно вперед, мимо магазина, и тогда башни разрушенного «Елисеевского замка» можно отлично разглядеть из-за крон разросшихся лип и тополей. Однако, ни к усадьбе, ни к НИИ заворачивать не следует. Дорога все еще ведет вперед, к мосту через Оредеж, туда, где река несет свои красно-бурые воды через заросли черемухи и все еще, несмотря на осень, изумрудно-зеленой сныти. За мостом будут Старосиверская, длинным полукольцом обрамляющая реку на северном, противоположном самой Сиверской, берегу. А после дорога опять выведет вас в поля, тянущиеся до самых Куровиц. Слева окажется Грибановский лес. После Куровиц, завернув налево, вы окажитесь на шоссе, ведущем к Кобрино. Но и в Кобрино вам не нужно. За следующим поворотом, напротив Руново, нужно свернуть в самый настоящий темный лес, где вековые ели окружают, заслоняя ветвями свет солнца. Здесь нужно снова следовать строго по прямой, никуда не сворачивая, мимо старых урочищ, потерявшихся в бурьяне, мимо ведущих в темноту елового сумрака тропинок и едва различимых в рыжей хвое ручьев. Потом вы окажитесь около железнодорожного переезда – там, где все еще видны развалины лесничества. Тут, чуть севернее железной дороги, находятся Новые Маргусы: несколько улиц с дачными домами. А на противоположной стороне, через железную дорогу, и будет ждать Карташевская, появившаяся в начале прошлого века, во времена дачного бума, охватившего Петербург, Гатчину и Лугу.

Маршрут этот Костя знал хорошо. Каждую неделю, на протяжении последних месяцев, с самого начала лета, он исправно следовал по нему. И сегодня, как и всегда, остановился в Белогорке, чтобы купить в магазине минеральной воды. Людей у магазина было мало. Возле самого входа двое подростков рассматривали что-то на экранах телефонов. Рейсовый автобус, только что развернувшийся, пронесся мимо. Водителю нужно было успеть к электричке, чтобы забрать новых пассажиров. Пыль, поднятая его колесами, улеглась. Костя купил воды, вышел на улицу, и увидел незнакомого старика, продававшего картошку. Старичок сидел под раскидистым кустом, на тропинке, ведущей от автобусной остановки к магазину. Как ему удалось так быстро оказаться здесь и разложить свой товар, Костя не знал. Еще несколько минут назад, когда он входил в магазин за минералкой, старика не было. Может быть, приехал на автобусе? Маловероятно, но и такое возможно. В Сиверской порой встречались разные, иногда очень предприимчивые, пенсионеры. Но Белогорка совсем не то место, где можно выстроить бизнес на торговле картофелем. Даже если у тебя его всего два ведра, и часть клубней ты разложил на картонной коробке, которую установил перед собой вместо столика.

Фактически претензий у Кости к старику не было. Понятно, что если начать разгонять всех пенсионеров, пытающихся хоть как-то заработать себе на жизнь в деревне, то очень скоро в этой деревне места не будет в первую очередь тебе самому. Участковый решил подойти к деду, чтобы хотя бы познакомиться. Всех «своих» торговцев он старался знать в лицо. Это правило у него пошло еще со времен Всеволожска.

– Доброго дня, отец, – Костя стоял около старика, все еще раскладывавшего свой товар на картоне. Помимо картошки, у сложенных по-турецки ног незнакомца появились, словно сгустившись из пыльного осеннего воздуха, старые советские игрушки, какие-то разноцветные тряпки, пластиковое ожерелье, ваза желтого стекла и несколько старых компакт-дисков. Старик, словно не замечая участкового, снова запустил руку в потертую спортивную сумку, из которой он все это и извлекал, вытащив оттуда пачку журналов с кроссвордами – такие журналы обычно продавались на автобусных остановках.

На вид старику было около шестидесяти. Костя даже не мог припомнить, чтобы в последнее время встречал здесь, в Белогорке, кого-то из торговцев. Обычно пенсионеры если и решались выйти «на панель», то делали это поближе к цивилизации. То же Кобрино, например, или Прибытково с его железнодорожной платформой и толпами молодежи из Питера, отчего-то полюбившей в последнее время поселки по этому направлению электричек. Там, ближе к людям, было и безопаснее, и прибыльнее. Кто будет покупать что-то здесь, в деревеньке с единственным магазином? Разве что дачники или кто-то из случайно проезжающих. При этом шанс встретиться с кем-то из местной шпаны здесь, на отшибе, очень велик. Костя сам помнил относительно недавний случай, произошедший лет пять назад в той же Карташевской. Тогда на бабулю, весьма преклонного возраста, разложившую доморощенные огурцы и букеты из желтых ирисов, собранных в дренажной канаве у железнодорожной станции, вечером напали двое. Произошло это еще при прошлом участковом, подробностей Костя до конца не знал, и вся эта история была услышана им от Дмитрия Юрьевича. Бабушку «под белые руки» довели до дома, дело было вечером. А потом, привязав за одну ногу ко входной двери, а за другую – к двери, ведущей из сеней на кухню пытали до утра, открывая то одну дверь, то вторую, а то и обе одновременно. Дмитрий Юрьевич мрачно назвал это «сельским пилатесом». Таким образом у бабушки пытались узнать, где она хранит деньги, полученные от торговли. Однако, денег у старушки не было, все полученное она отправляла внучке в Кингисепп. Напавшие, конечно, ей не верили, и, забрав несколько сотен рублей из шкафа, телевизор и что-то из посуды, ушли под утро, оставив бабулю привязанной к дверям.