Читать книгу - "Имаджика. Примирение - Клайв Баркер"

Когда он наконец вернулся, уже начинало светать, но в комнате было по-прежнему темновато, и она смогла прочесть выражение его лица, только когда он оказался от нее на расстоянии нескольких ярдов, а к тому моменту он уже весь расплылся в улыбке. Он нежно побранил ее за то, что она всю ночь прождала его, вместо того чтобы спать, и сказал, что в этом не было никакой нужды, так как ему ничто не угрожает. Однако на этом сладкие речи закончились. Он заметил ее состояние и спросил, что случилось.

— Я была в Башне Роксборо, — сказала она ему.

— Я надеюсь, ты не в одиночку туда отправилась? Этим людям нельзя доверять.

— Я взяла с собой Оскара.

— И что Оскар?

— Оскар мертв, — ответила она кратко.

Миляга выглядел искренне опечаленным.

— Как это случилось? — спросил он.

— Это не имеет значения.

— Для меня — имеет, — настаивал он. — Прошу тебя, расскажи. Я хочу знать.

— Там оказался Дауд. Он и убил Годольфина.

— Он не причинил тебе никакого вреда?

— Нет. Пытался, но не смог.

— Не надо тебе было отправляться туда без меня. И что за бес тебя попутал?

Она объяснила — с предельной простотой и ясностью.

— У Роксборо была пленница, — сказала она. — Женщина, которую он замуровал под Башней.

— А вот об этой шалости он так и не рассказал, — сказал Миляга. Ей послышалось в его тоне едва ли не восхищение, но она подавила в себе желание огрызнуться. — Так, стало быть, ты отправилась откапывать ее кости?

— Я отправилась освободить ее.

Теперь она безраздельно завладела его вниманием.

— Не понимаю, — сказал он.

— Она жива.

— Так, значит, она не принадлежит человеческому роду. — Он коротко улыбнулся. — Чем вообще занимался этот Роксборо? Вызывал ветрениц?

— Кто такие ветреницы?

— Эфирные духи, которых используют как шлюх.

— Не думаю, что это относится к Целестине. — Она забросила наживку имени, но он не клюнул. — Она обычная земная женщина. Или, по крайней мере, была ею.

— А кем она стала сейчас?

Юдит пожала плечами.

— Чем-то другим… Даже затрудняюсь сказать чем. Но она обладает силой. Она чуть не убила Дауда.

— Почему?

— Я думаю, тебе лучше услышать это от нее.

— А зачем мне ее слушать? — спросил он непринужденно.

— Она просила, чтобы ты пришел. Она сказала, что знает тебя.

— Вот как? А она сказала откуда?

— Нет. Но она попросила, чтобы я передала тебе два слова — Низи Нирвана.

В ответ Миляга хихикнул.

— Эти слова для тебя что-то значат? — спросила Юдит.

— Да, разумеется. Это детская сказка. Разве ты ее не знаешь?

— Нет.

И в тот же миг она поняла почему, но высказал причину вслух Миляга.

— Ну конечно, не знаешь, — сказал он. — Ведь ты никогда не была ребенком.

Она внимательно посмотрела на его лицо, желая увериться в том, что он не нарочно допустил жестокость, но в то же время усомнившись, что эта неделикатность, которую она уже раз ощутила в нем, а теперь почувствовала снова, была неким новообретенным простодушием.

— Так ты поедешь к ней?

— Зачем?

— Она тебя знает.

— Это что, — спросил он, — ты пытаешься подсунуть под меня другую женщину?

Он шагнул к ней, и хотя она изо всех сил старалась скрыть, как неприятно было бы ей сейчас его прикосновение, ей это не удалось.

— Юдит, — сказал он. — Клянусь, что я не знаю никакой Целестины. Когда я ухожу из дома, я думаю только о тебе…

— Я не хочу сейчас это обсуждать.

— В чем ты меня подозреваешь? — спросил он. — Клянусь, я ничего дурного не сделал. — Он приложил к груди обе руки, — Ты делаешь мне больно, Юдит. Не знаю, намеренно ли это, но ты делаешь мне больно.

— По-видимому, для тебя это новое ощущение?

— Так вот к чему все сводится? Воспитание чувств? Если я угадал, то умоляю тебя: не надо мучить меня сейчас. У нас слишком много врагов, чтобы мы дрались еще и друг с другом.

— Я не дерусь. Я не хочу драться.

— Хорошо, — сказал он, раскрывая объятия. — Так иди сюда.

Она не двинулась с места.

— Юдит.

— Я хочу, чтобы ты отправился к Целестине. Я обещала ей, что найду тебя, и если ты не поедешь, ты сделаешь меня лгуньей.

— Хорошо, — сказал он, — я поеду. Но я собираюсь вернуться, любовь моя, можешь быть уверена. Кто бы она ни была, как бы она ни выглядела, хочу я только тебя. — Он выдержал паузу. — И сейчас — больше чем когда бы то ни было.

Она знала, что ему хочется, чтобы она спросила почему, и в течение целых десяти секунд хранила молчание, лишь бы не доставить ему этого удовольствия. Но лицо его приняло такое многозначительное выражение, что любопытство пересилило.

— Почему именно сейчас? — спросила она.

— Да я вообще-то еще не собирался тебе говорить…

— Говорить мне о чем?

— У нас будет ребенок, Юдит.

Она уставилась на него в ожидании каких-то пояснений: что он нашел сироту на улице или собирается привезти ребеночка из Доминионов. Но он имел в виду совсем не это, и ее убыстрившееся сердце прекрасно об этом знало. Он имел в виду ребенка, который был зачат во время их соития.

— Это будет мой первенец, — сказал он. — Ведь и твой тоже?

Она хотела было обозвать его лжецом. Как он может знать, когда она сама еще не знает? Но он был абсолютно уверен в своих словах.

— Он будет пророком, — сказал он, — вот увидишь.

Она поняла, что именно в эту крошечную жизнь она проникла, когда яйцо погрузило ее сознание в глубины ее собственного тела. Вместе с просыпающимся духом зародыша она видела окруженный джунглями город, живые воды, раненого Милягу, пришедшего взять яйцо из крошечных пальцев. Не было ли это его первым пророчеством?

— Мы занимались любовью так, как в этом Доминионе не умеет никто, — сказал Миляга. — От этого и был зачат ребенок.

— Ты знал, что это случится?

— Надеялся.

— А со мной, стало быть, ты не счел нужным посоветоваться? Я для тебя — только матка, да?

— Как ты можешь такое говорить?

— Ходячая матка?

— Ты превращаешь все в какую-то нелепость.

— Так это и есть нелепость!

— Что за чепуху ты несешь? Неужели ты не понимаешь, что от нас может исходить только совершенство? — Он говорил едва ли не с религиозным пылом. — Я меняюсь, радость моя. Я открываю для себя, что значит любить, лелеять и строить планы на будущее. Ты видишь, как ты меняешь мою жизнь?