Читать книгу - "Ведьма полесская - Виталий Кулик"

А на дворе в это время небо затянуло огромной грозовой тучей. Словно позавидовав шуму людей, Перун тоже ударил в свой бубен. Ярко сверкнула молния, сопровождая свою вспышку сокрушительным громом. По крышам ударили буйные капли ливня.

— Вот и Бог говорит вам «Горько!» — выкрикнул Мирон. — Радуйтесь молодые! Дождь на свадьбе — добрая примета! Богатыми будете! Горько!

Настроение у Прохора и Марыльки быстро набиралось торжеством, как и подобает для таких случаев. Глядя на запальчиво ревущих гостей, их глаза тоже заискрились задорными огоньками. Выждав благопристойную паузу и дав всем вволю покричать, они наконец подчинились требованию гостей и с удовольствием порадовали их своим сладким поцелуем.

И вот после первой чарки деловито застучали деревянные ложки по мискам, громко и смачно зачавкали гости. Голосов да разговоров уже почти и не слышно. Все изрядно проголодались и, не утруждая себя лишними разговорами, принялись с завидным селянским аппетитом наминать разнообразную закусь.

Бедно живет полесский крестьянин, частенько недоедает, но всё же лучшее, что у него есть из провианта, он всегда держит про запас к празднику престольному или к такому вот торжеству.

Покойный Петро относился к крепким хозяевам, даже с большой натяжкой можно сказать, зажиточным. И сейчас у Марфы нашлось, что поставить на стол: не всё пошло прахом, сумела вместе с Марылей да с божьей помощью многое сохранить. Да и гости по обычаю шли на веселье не с пустыми руками.

На широких столах стояли глиняные миски с холодцом и овсяным киселём; в простых и резных деревянных мисках грудами лежали жареная рыба, отварная и запеченная баранина, птица и свинина; различные каши из тыквы, ячневых круп, проса, гречки и овса копнами возвышались на свадебном столе. Везде стояли также квашеные, засоленные и свежие блюда из капусты, яблок, огурцов и грибов; равномерно по столам разложены стопки блинов и коржей. Много было и выпечки. Многочисленными семействами румянились различные пирожки, галушки, праснаки[57], сырники. Некоторые нежились в сметане, некоторые гордо поблескивали янтарным мёдом, а были и такие, что словно задавались своими черными макушками, щедро сдобренными маком.

Но не всё сразу ставится на стол. Гости вроде бы и выпили несколько раз и закусили плотно, а подадут более вкусное угощение — и опять тянется к миске мужицкая рука, вечно жадная не только до еды, но и до работы.

Вот и сейчас на каждый из столов поставили большую миску с горячим, испускающим пар картофелем. Горки полюбившегося крестьянину овоща уменьшались на глазах, как, впрочем, и горелка тоже.

На свадьбе гости могли испить свекольного, медового иль хлебного кваса. Ну и, конечно же, ни один праздник, ни одно застолье не обходится без увеселительных напоев.

Как самые почётные участники свадьбы, Прохор и панич вкушали настоящую водку. Для невесты и девчат стояли бутыли с вишнёвой и калиновой наливками. Остальные гости с пребольшой охотой довольствовались домашней сивоватой горелкай да медовой бражкой. Кому что по душе.

Шло время. Говорились поздравления, поднимались чарка за чаркой. В каждом хоть и неуклюжем крестьянском тосте звучали искренние и сердечные слова. За столом уже никто и не вспоминал о недобрых приметах. В хате царило слегка хмельное оживление: велись громкие разговоры, часто раздавались шутки и смех; кто-то, опьянев раньше времени, делал неудачные попытки завести песню.

Мирон, видя, что пришла пора сделать перерыв, решительно встал из-за стола.

— Дорогие гости, предлагаю всем прохладиться!

— Пора, пора! — согласился народ.

Все вышли из хаты.

Ливень как начался внезапно, так же внезапно и закончился. Туча, обдав село свежестью, виднелась теперь у самого горизонта. После душной избы люди пьянели уже от кристально чистого воздуха, которым природа дышала после грозы.

День близился к вечеру, но на улице последние солнечные лучи ещё цепко держались за соломенные крыши изб и верхушки деревьев, не давая сумеркам внезапно упасть на землю.

Вышедшие гости перемешались со столпившимися у хаты селянами, детьми и подростками. Эта разношерстная толпа с интересом наблюдала за каждым этапом свадьбы. Кто издали следил, кто в окошки глазел, а кто и в сенцы норовил забраться.

— О, Лявон, и ты тут? — Уж с кем-кем, а с дедом Лявоном подвыпившие мужики всегда с превеликой охотой вели разговоры.

— А што сразу Лявон? Разве нема тут никого другого? — обидчиво ответил дед, а сам удовлетворённо отметил, что к его персоне начинает подтягиваться народ. «Знать, в почёте ещё Лявон!» — важно подумал он и браво выпятил грудь.

— Здоров, дед… А чего это ты… это… припозднился, — вступил в разговор совсем опьяневший мужик Кузьма с неестественно сизым носом. Он явно горел желанием потягаться с дедом на словесном поприще.

— Ага, припозднился. Зато ты поспел. Веселье только началось, а ты уже и поспел… як слива, — бойко ответил Лявон, намекая на состояние мужика и на цвет его носа.

Когда до окружающих дошёл смысл игры слов, все взорвались дружным смехом. Но пьяный Кузьма по своей натуре был упрям и просто так ретироваться даже и не помышлял.

— Дед, да я ж… это… сурьёзно говорю: Прохор тебя… ну… ждал-ждал, да и не дождался. Он же хотел, это… тебя в шаферы взять, их-их-их! — заплетающийся язык и икающий смех Кузьмы вызывали улыбки у окружающих. — Ты не пришёл — довелось Игнатку дружком брать. А прикинь, дед, какие пары были б: жених с невестой и ты… с Любашей, их-их-их!

Уже во второй раз за сегодняшний день деду Лявону пророчили шаферство. Хоть и в порядке у Лявона было с чувством юмора, но насмехаться просто так над собой дед никому не позволял.

— Для Любаши и без меня пара найдётся, да и для тебя, як погляжу, тоже пара уже напрашивается, — хитро прищурив глаз, сказал он.

— Якая… их-их… пара? — удивился мужик, шатаясь и не переставая икать.

— А вон, у хлева, — дед Лявон, вытянув шею, бородой показал на вольготно валявшуюся в грязи свинью. — Давно уж тебя дожидается! Ну, ничего! Недолго ей осталось ждать. Ещё чарка — и будете вместе! Вдвоём-то вам всё веселее будет.

— Молодец, дед! — раздавалось со всех сторон.

— Что, Кузьма, съел?

— Кузьма, не томи хрюшу. Иди опрокинь ещё шкалик — и на место.

Насмешки неслись со всех сторон. Хотя и во хмелю был Кузьма, но на этот раз сообразил быстро, что лучше всё же скрыться. Махнув рукой, он неуверенной походкой быстренько засеменил обратно в хату, откуда его все равно вскоре выдворили на свежий воздух.

— Здорово, дед Лявон! Всё народ веселишь? — к хохочущей толпе подошли и Прохор с Марылькой.

— И вам здоровьица. Примите и мои поздравления.

— Благодарствуем, дедушка, — сказала Марылька.