Читать книгу - "За стенами собачьего музея - Джонатан Кэрролл"

— Мне очень хотелось бы сказать тебе то, что ты хочешь услышать. Наверняка существует ответ, который бы утешил тебя и поднял тебе настроение. Но знаешь, какое единственное слово сейчас крутится у меня в голове, Клэр? — Борьба. Я не хочу сейчас вилять перед тобой и не хочу уходить от ответа. Я говорю о действительно трудной каждодневной борьбе за то, чтобы поступать правильно. Ты очень хороший человек и именно из-за этого… дара, думаю, просто не представляешь, как это трудно — поступать всегда правильно, особенно с людьми, которые для тебя что-то значат. Ты по самой природе своей хороший человек, и тебе этого не понять. Порой я те??е страшно завидую. Легче всего, конечно, сказать что-нибудь вроде «молния ударяет в самые высокие вершины», мол, если собираешься и дальше любить меня, тебе придется принять меня таким, какой я есть. Но ты имеешь полное право и отказаться. Может, во мне действительно есть какое-то величие, но я могу честно тебе сказать, что в последние месяцы я как никогда упорно работал над тем, чтобы поступать правильно и не по отношению к кому-то в частности, а ко всем окружающим. Делал ли я все эти мелкие пакости раньше? Да. Буду ли делать их впредь? Надеюсь, нет. Надеюсь. Сейчас я больше всего на свете нуждаюсь в тебе. Я хочу обращаться с тобой так, как ты того заслуживаешь. Я хочу обращаться с тобой так же хорошо, как ты всегда обращалась со мной. И я стараюсь. Поверь, ты должна знать, что я стараюсь изо всех сил. Но я ведь не герой романа или телесериала. Там все всегда имеет смысл, и мы привыкли думать, что жизнь должна быть похожа на телефильм или на роман Диккенса. У плохого парня не сложилась жизнь, но ему вдруг повезло и бум! — он в одночасье меняется и становится добродетельным. Мне бы очень хотелось стать добродетельным. Мне очень хотелось бы стать добродетельным по отношению к тебе, и я стараюсь изо всех сил. Вот это-то я только и могу сказать тебе с уверенностью: я стараюсь.

— Все это звучит хорошо, Гарри, но ты меня предал.

— Да, предал. На сто процентов.

— А это значит, что тебе нельзя доверять.

— Сомневаюсь, что кто-нибудь мне когда-нибудь доверял.

Она двинула меня локтем по руке.

— Черт бы тебя побрал, Гарри, да ведь я тебе доверяла! Я прекрасно знала все твои недостатки, и как крепко ты привязан к Фанни, и все-таки верила тебе. Это-то и есть самое обидное — я держала тебя на слишком длинном поводке, зная, что тебе это необходимо, но ты накинул этот поводок на шею мне, а не себе! И сейчас именно я задыхаюсь в петле, а не ты!

Я прижался лбом к рулю. ,

— Я попробую. Я буду бороться, я… буду… стараться. Больше я тебе ничего гарантировать не могу.

— Ты не в том положении, чтобы что-то гарантировать.

Мимо проезжали машины. На небе собрались было тонкие серые похожие на гончих облака, но вскоре уплыли прочь.

— Если бы даже ты и убедил меня, что стараешься, меня все равно бесит невозможность тебе доверять. Это как заниматься сексом и каждый раз останавливаться перед самым оргазмом.

— Почему?

— Да потому, что, когда приближается оргазм, хороший оргазм, ты забываешь обо всем на свете и просто срываешься в него. И всегда знаешь, что любовь не даст тебе упасть. Когда все кончается, ты снова твердо стоишь на земле. Как мне теперь ощутить все это с тобой?

Наши отношения с Клэр в те несколько дней, которые мы с ней провели в Целль-ам-Зее до приезда султана были какими-то очень хрупкими и печальными. Как человек со свежим шрамом, мы едва-едва начинали функционировать нормально, как вдруг произносилось или делалось что-то, чересчур растягивающее «шов», и едва начавшая срастаться нежная кожа испытывала боль. Держались мы друг с другом довольно сдержанно, правда, я слишком много говорил и всячески старался, чтобы ей не было скучно. Однажды днем мы кормили уток на озере, и она вдруг начала плакать. Я спросил, не могу ли я хоть как-то утешить ее. Она вытянула свою искусственную руку ладонью вверх и несколько раз сжала и разжала кулак. В такой момент этот жест показался мне настолько странным, что я даже постеснялся спросить, что она хочет этим сказать.

В другой раз она ни с того, ни с сего, рассказала историю из собственного детства, которую больше всего любили ее родители. Когда ей было четыре годика, мать спросила ее, что ей больше всего нравится. «Любовь, зебры и мой муж».

Мы слишком часто трахались, и чаще всего секс наш был одной и той же разновидности: безумно-агрессивный, горячий. Но без особой близости. Взгляни на партнера, когда он этого не ждет, и скорее всего наткнешься на холодный изучающий взгляд. Я очень радовался тому, что почти все время рядом был Мортон, поскольку он сразу же почувствовал напряженность наших отношений и, как мог, старался хоть немного ее снять. Мы вместе ели, и во время этих совместных трапез он развлекал нас разными несусветными историями из времен службы в войсках ООН. Как-то раз они с Клэр отправились кататься на лыжах, а однажды съездили в Зальцбург. Когда он спросил, что между нами произошло, я рассказал ему, стараясь быть максимально честным и справедливым. Казалось, он сочувствует, но как-то отстраненно. Тогда я впервые спросил его не по той же ли причине и он разошелся со своей женой.

— Нет, Гарри, я был верен ей. Может, что другое я делал и не так, но, по моему убеждению, жизнь вполне можно прожить и с одним человеком.

За день до прибытия гостей из Сару Клэр, не сказав мне ни слова, уехала. Я вернулся домой после утреннего совещания и на столе нашел прислоненную к вазе с одинокой розой записку:

«Я, конечно, должна их тебе гораздо больше, поскольку загубила в день приезда целый букет. Извини, что сбегаю тайком, но сейчас, дорогой, я просто не могу оставаться с тобой. Уезжаю в Вену и пробуду там до тех пор, пока не уедет Фанни. После этого мы посмотрим, что чувствуем друг к другу, и обсудим, как быть дальше. Я продолжаю твердить себе: „Прости его“, но потом спохватываюсь и понимаю, что хочу вовсе не прощать тебя, а любить. Но поскольку пока я не в состоянии ни простить, ни любить, уезжаю и немного побуду в прекрасном городе. Надеюсь, за это время мне удастся как следует проветрить мою забитую разными мыслями голову. Когда приеду и устроюсь, позвоню и скажу, где остановилась».

Хотя ее отъезд удивил и огорчил меня, в душе я отчасти даже был рад, что она приняла решение. Она заслуживала гораздо большего внимания с моей стороны, но я просто не мог ей его уделять до тех пор, пока не приедет мерзавка Невилл, и я не рассчитаюсь с этой сучкой. В принципе, теперь, когда я знал, что произошло между ней и Клэр, я думал о Фанни уже скорее не как о сучке, а как о… Нет, не то подумали, разумеется, я думал о ней, как о стерве. Зубастой, желающей казаться святее папы римского, подлой стерве, которая, конечно, в моем лице получила далеко не подарок, это верно, но все же не имела права платить мне, закачивая свой яд в вены моей жизни. Вне всякого сомнения, она сучка и свое она получит. Естественно, у меня созрел план.

Я не поехал в небольшой аэропорт в окрестностях Шуттдорфа, чтобы приветствовать прибывший на вертолете королевский дуэт. В это время я спал в номере отеля и мне снился забавный сон о том, как я покупаю мормонскую литературу. Палм сказал, что мое отсутствие явилось обидой для людей, которые вовсе не заслуживали быть обиженными.