Читать книгу - "Преисподняя - Джефф Лонг"

— Что ж, думаю, вы понимаете, — признал Айк.

Он встал, не снимая обреза — ремень на нем был из розовой стропы. Передвинул оружие за спину, стволом вниз, и взял Али за руку. Ее рука утонула в его ладони.

Они двинулись на импровизированную танцплощадку — очищенное от камней место. Али чувствовала на себе взгляды окружающих. Молли и другие женщины, обнявшись со своими партнерами, истерически хихикали. Как ни странно, Айк, видимо, входил в первую десятку кавалеров.

В нем была какая-то изюминка. Нечто, проступавшее сквозь варварский облик. Для окружающих он представлял загадку. И вот Али первой удалось разбить лед. Переступая на носочках, как в школьном вальсе, она погрозила насмешницам пальцем.

Айк держался вполне непринужденно. Он повернулся к Али и с каким-то юношеским смущением протянул руки. Она тоже медлила. Оба встали в позицию; Айк так же не решался прикоснуться к Али, как и она к нему. Он с напускным весельем улыбался, но когда они приблизились вплотную, закашлялся.

— Я хотела попросить, — сказала Али, — чтобы вы кое-что объяснили.

— Вы о том животном? — Он не пытался скрыть разочарования и даже остановился.

— Нет, — ответила Али и возобновила танец. — Я про апельсин. Помните? Вы меня угостили апельсином во время спуска под Галапагосами.

Он слегка отступил, чтобы посмотреть на нее:

— Так это были вы?

Ничего себе, подумала Али.

— Я что, показалась такой несчастной?

— Вы имеете в виду — взывали о помощи?

— Можно и так сказать.

— Я привык заниматься скалолазанием, — сказал Айк. — Когда тебя спасают — это самый большой кошмар. Делаешь все, чтобы контролировать ситуацию. Но иногда бывают срывы. И ты падаешь.

— То есть я была в бедственном положении.

— Не-а. — Он явно лгал.

— Тогда зачем апельсин?

Однако ответа Али так и не получила. И все же круг следовало замкнуть. Что-то было странное — и романтичное — в такой удивительной интуиции. Как он догадался, что именно тогда ей нужно было чем-то занять мысли? Подарок от грубого и звероподобного незнакомца стал для нее своего рода убежищем. Апельсин. Откуда он взялся? Может, Айк читал Флобера в своей предыдущей жизни, до своего пленения. Или Даррелла. Или Анаис Нин. Размечталась, оборвала себя Али. Нафантазировала то, чего нет.

— Так, — просто сказал Айк, и Али поняла, что он наслаждается ее смущением. — На нем было ваше имя.

— Знаете, я не хочу зацикливаться, — начала она снова; немедленно в памяти всплыли его слова о самоконтроле, и Али запнулась. Айк ее раскусил. — Просто это оказалось так кстати, — пробормотала она, — и так необычно, а у меня все не было возможности поблагодарить…

— Рыжеватые блондинки, — прервал он.

— Что?

— Сознаюсь, — сказал Айк. — Рыжеватые блондинки — это моя давняя слабость.

Он не делал различия между блондинками вообще и Али в частности.

У Али перехватило дыхание. Иногда мужчины, узнав, что она монахиня, пытались бросить ей некий вызов. Айка отличала от других внутренняя импульсивность. Внешне он казался несерьезным, но не безрассудным, а готовым сознательно рисковать. Увлеченным. Он вел на Али наступление, однако не настойчивее, чем она на него, и так они и кружили, словно два призрака.

— Вот так, значит, — сказала Али. — Конец тайне.

— О чем это вы?

Хороший у них получается танец, нечего сказать.

— Мне нравится, как она поет.

Айк окинул ее быстрым взглядом. Али заметила это и вспомнила, как бесцеремонно он разглядывал барвинки у нее на платье.

Айк сказал:

— Вы рискуете.

— А вы?

— Это не одно и то же. Я-то ведь не давал обет… — Он запнулся.

— Целомудрия? — отважно закончила за него Али.

Это все вино. Она почувствовала, как Айк напрягся.

— Я хотел сказать — отречения от мира.

Айк притянул партнершу поближе и так сильно прижал к себе, что сдавил ей грудь и она непроизвольно выдохнула.

— Мистер Крокетт! — возмутилась Али, пытаясь его оттолкнуть.

Айк мгновенно разжал руки, и это вдруг испугало ее еще больше. Придумывать что-то было некогда. Обвиняя во всем вино, Али прижала партнера к себе и положила его руку себе на спину.

Следующую минуту они танцевали молча. Али старалась думать только о музыке. Однако рано или поздно музыка кончится, и ей придется покинуть безопасную площадку и возобновить разговор в другом месте, а там не так светло.

— Теперь ваша очередь, — сказал Айк. — Как вы вообще здесь оказались?

Сомневаясь, что ему действительно интересно, Али старалась говорить покороче, но Айк продолжал задавать вопросы. Скоро она обнаружила, что рассказывает ему о протоязыке и праязыке.

— «Вода», — говорила она, — на старонемецком «wassar», а по-латински — «aqua». Если идти глубже в дочерние языки, можно проследить корни. В индоевропейских языках и языках америндов вода называется «hakw», в сино-кавказских — «kwa». Еще глубже — «haku», моделированное с помощью компьютера протослово. Им никто не пользуется, оно мертвое. Так сказать, предок. Но можно проследить, как с течением времени слово возрождается.

— Haku, — сказал Айк, произнося немного иначе, с придыханием, делая ударение на первый слог. — Я знаю это слово.

Али взглянула на него.

— От них? — спросила она, имея в виду хейдлов.

Да, как она и надеялась, он знает язык!

Айк моргнул, словно от давней боли, и Али затаила дыхание. Воспоминание его оставило — если это было воспоминание. Али решила не настаивать и продолжила свой рассказ о том, как решила собирать и расшифровывать сохранившиеся надписи и рисунки хейдлов.

— Нужен переводчик, который умеет читать их криптограммы, — сказала она. — Тогда мы могли бы изучать их цивилизацию.

Но Айк понял ее неправильно:

— Вы хотите, чтобы я вас научил?

Али старалась говорить равнодушно:

— А вы могли бы?

Он недовольно щелкнул языком. Али мгновенно узнала этот звук — она слышала его от южноафриканских бушменов. Тоже звуки-щелчки? Она разволновалась.

— Хейдлы и сами не умеют читать свои письмена, — сообщил Айк.

— Значит, вам просто не доводилось видеть, — констатировала Али. — Те, с кем вы общались, не знали грамоты.

— Они не могут читать хейдлские надписи — письменный язык для них утрачен, — продолжал Айк. — Я знал одного — он умел читать по-английски и по-японски. Но древние письмена хейдлов он не понимал. Это его сильно огорчало…