Читать книгу - "Сторож брата моего - Тим Пауэрс"

травянистый склон; там обнаружилась одна из вековечных троп, ведущих на север. Примерно через милю они вскарабкались на холм, вершину которого венчали, как корона, два стоячих камня.

Здесь, наверху, ветер дул сильнее. Эмили подошла к началу крутого северного склона, посмотрела на зеленый верещатник внизу и почти сразу разглядела каменные насыпи, очерчивавшие пунктиром памятные квадрат в квадрате, пересеченные разлившимся сейчас ручьем, протекавшим в сотне футов от подножия холма.

Землю густо покрывали трава и кустики утесника, и она не могла разглядеть мест, где в тот день разверзлись провалы, но живо помнила, как Керзон свалился в один из них, и сейчас прикоснулась к карману и явственно увидела, как стреляла тогда в расплывчатое пятно в воздухе, в котором Страж распознал Валлийца.

Она посмотрела на Керзона, стоявшего рядом с нею. Его глаз был прищурен, профиль загорелого лица выдавал напряжение, и она поняла, что он боится того, что собирается сделать, — боится куда сильнее, чем в прошлом году. «Просить указания у богини обходится дорого, — сказал он ей минувшей ночью, — а уж предпринимать действия, чтобы выполнить ее совет, — это вообще смертельная опасность в случае неудачи. Я бы сказал даже: неизбывная опасность».

Она подумала о том, какой могла быть его жизнь в монастыре, та жизнь, от которой он отказался, собственноручно удалив свой левый глаз — причем ради нее в основном.

— Я буду рядом с вами, — сказала она, — хотите вы того или нет.

— В данный момент, — ответил он, — я эгоистично рад этому.

Его правая рука поднялась было до подбородка, а потом упала, и она предположила, что Керзон хотел перекреститься, но решил, что лучше этого не делать. Как-никак, он же пришел сюда, чтобы попытаться воззвать к языческой богине.

Керзон прокашлялся, сжал губы, выдохнул, а потом произнес дюжину слогов. И опять Эмили не смогла определить язык, но у нее не было сомнения в том, что это не тот вопрос или утверждение, которое он произнес на этом же месте в прошлом году. От непонятных слов по ее рукам, от плеч до пальцев, пробежали холодные мурашки.

Памятуя о событиях того дня, она повернулась и посмотрела на юг, но сейчас в небе не было воронья. Валлиец ранен, думала она, и выжидает.

Она прошла по траве к началу склона и, пригнувшись для устойчивости, начала спускаться, то и дело оскальзываясь, хватаясь одной рукой за камни и пучки травы. Страж держался рядом с нею с одного бока, а с другого катились камни и комья земли, сыпавшиеся из-под ног шедшего чуть позади Керзона.

Оказавшись внизу, она выпрямилась, стараясь не кривиться из-за опять разболевшихся коленей, и отряхнула измявшуюся и испачканную юбку. Керзон соскользнул на ровное место в паре ярдов слева от нее и встал на ноги с видимым трудом.

Эмили прикрыла глаза ладонью от света и всмотрелась в безлюдный верещатник.

Первая каменная гряда лежала в сотне футов впереди и была почти неразличима в высокой траве. Керзон зашагал вперед по кочковатой земле и остановился, когда они оказались прямо перед прерывистой внешней границей.

— Через порог перешагиваем вместе, — сказал он, — как и тогда.

Эмили взяла Стража за ошейник, кивнула Керзону, и они разом перешагнули узкую каменную россыпь.

На сей раз Эмили удалось устоять на ногах, когда земля покачнулась; она лишь моргнула, когда оказалась в темноте, с висящим над головой полумесяцем. Впрочем, дневной свет вернулся столь внезапно, что кратковременный приход ночи можно было, пожалуй, сравнить с накинутым на глаза и тут же сброшенным капюшоном; Эмили переступила с ноги на ногу, земля снова накренилась — и в следующий миг она снова стояла в нескольких ярдах перед приземистым каменным храмом с высокой конической соломенной крышей. В открытом дверном проеме под деревянной балкой виднелись только тени и узкий проем в дальней стене; она не могла разглядеть фигуру богини.

Она поежилась, испытав знакомое возбуждения, от которого становится легче на душе.

Вокруг простенькой постройки все так же простирался верещатник, упиравшийся вдали в скальные гряды. Единственным очевидным изменением пейзажа оказалось исчезновение ручья, который всего несколько секунд назад пересекал древние насыпи почти точно по диагонали.

И рядом с Эмили стояли две собаки.

Она прикоснулась к их одинаково материальным, покрытым жесткой шерстью затылкам и вспомнила, как минувшей ночью входила в mundus locus возле Боггартс-грин.

— Сомневаюсь, что нам удалось бы когда-нибудь войти сюда в отсутствие спутника моего Стража, — сказала она Керзону, — какие бы заклинания вы ни читали на холме.

— Мы не будем больше пытаться повторить это, — ответил он, вытер рот ладонью и сделал было шаг вперед, но Эмили остановила его, взяв за плечо.

— Возможно, у меня с нею существует некое взаимопонимание, — сказала она, — благодаря моему отцу.

Поколебавшись, он неохотно кивнул и отошел в сторону.

Эмили и оба пса двинулись вперед, и когда она провела их под притолокой, то смогла разглядеть запомнившуюся плетеную фигуру, стоявшую в полутьме на грубом каменном постаменте. Когда она в прошлом году впервые увидела ее, фигура показалась ей всего лишь примитивным чучелом, грубо сплетенным из лозы, но сегодня в ней явно ощущалась мистическая сила.

Эмили дословно вспомнила то, что говорил тогда Керзон: «Кельты, обитавшие в районе Бата, знали ее под именем Сулис, друиды здесь, на севере, называли ее Бригантией. Неподалеку от Скиптона уцелели остатки римской дороги, и римляне приходили сюда просить у нее совета. У них она звалась Минервой».

Первобытная сила, думала она, несомненно убывшая с тех пор, но все равно существующая на каких-то уровнях, которые ей вовсе не суждено постичь.

Она слышала, как за спиной вошел, шаркая ногами, Керзон, а потом в пустых глазницах истукана из лозы зажглись и налились светом белые огоньки. Эмили внезапно осознала, что слабое свечение ночных ignis fatui было не чем иным, как злой пародией на это сияние. Оно было разумным и чистым — Эмили не уловила в них ни намека на враждебность, но не было в них и таких присущих человеку качеств, как сострадание или милосердие.

Как будто повинуясь давно не проявлявшемуся, уснувшему, инстинкту оба пса пересекли узкое помещение и, будто полубоги-прислужники, сели по сторонам от кое-как отесанной каменной глыбы, державшей на себе грубое изображение богини. С явственно слышными скрипом и потрескиванием кривые соломенные цилиндры рук богини разогнулись вперед, потом опустились и коснулись голов собак. Потом рука, дотронувшаяся до живого Стража, поднялась и вытянулась в сторону Эмили. Белое сияние, изливавшееся из глаз фигуры, сделалось настолько ярким, что Эмили краем глаза видела на стене справа от