Читать книгу - "Призрак дома на холме - Ширли Джексон"

Надо было повернуть у ворот, подумала Элинор, чувствуя атавистический холодок в желудке; она разглядывала силуэт крыши, тщетно пытаясь распознать, в чем его ужас; руки так заледенели, что не с первой попытки удалось вытащить сигарету, а страшнее всего был звучащий в голове голос, который нашептывал: уезжай отсюда, уезжай.

Однако я затем и ехала в такую даль, сказала она себе, я не могу повернуть назад. И потом, Дадли надо мной посмеется, если я попрошу снова открыть ворота.

Стараясь не глядеть на фасад (она даже не сказала бы, какого цвета дом, насколько велик или в каком стиле выстроен, только что он непомерно огромен, мрачен и смотрит на нее сверху вниз), Элинор проехала до лестницы, которая, не оставляя пути к отступлению, вела на террасу к большой парадной двери. Перед крыльцом дорога раздваивалась и шла в обе стороны вдоль дома. Элинор решила, что потом, возможно, отгонит машину туда и найдет что-нибудь вроде гаража, но сейчас ей не хотелось так уж бесповоротно лишать себя возможности к бегству. Она лишь чуть отъехала от крыльца вбок, чтобы не перекрывать дорогу следующим гостям. Будет жаль, если кто-нибудь увидит дом без такой утешительной черточки, как припаркованный человеческий автомобиль, мрачно подумала она и вылезла из машины, прихватив чемодан и плащ. В голове мелькнула дурацкая мысль: ну вот я и на месте.

Моральным подвигом было поставить ногу на первую ступеньку. Глубокое нежелание прикасаться к Хилл-хаусу шло от явственного чувства, что он ее ждет, злобный, но терпеливый. Все пути ведут к свиданью, подумала Элинор, вспомнив наконец свою песенку, и рассмеялась, стоя на ступенях Хилл-хауса, все пути ведут к свиданью, — и она решительно поднялась на террасу. Хилл-хаус резко сомкнулся вокруг нее тенью, звук шагов по доскам оскорблял полнейшую тишину, как будто сюда очень давно не ступала человеческая нога. Элинор взялась за тяжелый дверной молоток (у него было личико ребенка), намереваясь произвести шум — много шума — и окончательно уведомить Хилл-хаус о своем прибытии, когда дверь внезапно распахнулась. Перед Элинор стояла женщина, которая, если подобное стремится к подобному, могла быть только женою человека у ворот.

— Миссис Дадли? — спросила Элинор, переведя дух. — Я — Элинор Венс. Меня ждут.

Женщина молча посторонилась. Фартук у нее был чистый, прическа — аккуратная, и тем не менее она, как и муж, производила впечатление неряхи, а ее угрюмая подозрительность вполне соответствовала его зловредному упрямству. Нет, сказала себе Элинор, дело отчасти в том, что здесь темно, отчасти — в том, что я заранее вообразила ее уродиной. Не увидь я Хилл-хаус, была бы я так несправедлива к этим людям? В конце концов, они просто его сторожат.

Вестибюль, в котором они стояли, был перегружен темным деревом и тяжелой резьбой, с дальней стороны уходила вверх массивная лестница. Выше, надо думать, тянулся коридор во всю ширину дома; Элинор различала широкую площадку и, по другую сторону лестничного колодца, закрытые двери. Справа и слева от нее, в противоположных концах вестибюля, располагались большие двустворчатые двери, украшенные резными плодами, колосьями и живностью; во всем доме она не видела ни одной открытой двери.

Элинор попыталась заговорить, но ее голос утонул в сумеречной тиши, так что пришлось начать снова.

— Вы проводите меня в мою комнату? — спросила она наконец, указывая на чемодан и наблюдая, как дрожащее отражение руки погружается все глубже и глубже в темноту паркета. — Если я правильно поняла, никто пока больше не приехал? Вы… вы ведь миссис Дадли?

Я сейчас расплачусь, подумала она, по-детски, навзрыд, крича: «Мне тут плохо!»

Миссис Дадли начала подниматься по лестнице. Элинор, взяв чемодан, двинулась за единственным живым существом в доме. Да, повторяла она про себя, мне тут плохо. Миновав последнюю ступеньку, миссис Дадли повернула вправо, и Элинор поняла, что здесь строители отказались от всяких изысков, вероятно поняв, каким будет дом, вне зависимости от их выбора. Весь второй этаж состоял из длинного прямого коридора, куда выходили двери спален; Элинор представилось, как строители с неприличной поспешностью завершают второй и третий этажи, располагая комнаты по самому простому плану, без всяких прикрас — лишь бы поскорее отсюда убраться. В левом конце коридора располагалась вторая лестница, ведущая, надо думать, из комнат для слуг на третьем этаже в кухню на первом, а в правом — еще одна комната, устроенная в торце, где больше всего света. Если не считать темной деревянной резьбы и серии плохих эстампов, с неприятной педантичностью развешанных точно через равные промежутки, ровную прямизну коридора нарушала лишь череда дверей. Все они были закрыты.

Миссис Дадли пересекла коридор и открыла дверь — возможно, наугад.

— Это синяя комната, — сказала она.

По расположению лестницы можно было заключить, что комната выходит окнами на подъездную аллею. «Анна, сестрица Анна»,[3]подумала Элинор и с облегчением шагнула к свету из комнаты.

— Как мило, — сказала она, стоя на пороге, исключительно из чувства, что надо хоть что-нибудь сказать. Комната была вовсе не милая, а, напротив, заключала в себе ту же резкую дисгармонию, что и весь Хилл-хаус.

Миссис Дадли заговорила, адресуясь, по всей видимости, к стене:

— Обед будет стоять на буфете в столовой к шести часам ровно. По тарелкам можете раскладывать сами. Посуду я уберу с утра. Завтрак я готовлю к девяти. Таковы мои условия. Поддерживать в комнатах такой порядок, как вам хотелось бы, я не могу, а помощницу мне вы все равно не найдете. Я никому не прислуживаю. Я здесь работаю, но это не значит, что я стану кому-нибудь прислуживать.

Элинор кивнула, неуверенно стоя в дверях.

— Я подаю обед и немедленно ухожу, — продолжала миссис Дадли. — До того, как начнет смеркаться. Дотемна я тут не задерживаюсь.

— Знаю, — сказала Элинор.

— Мы живем в поселке, в шести милях отсюда.

— Да, — ответила Элинор, вспоминая Хиллсдейл.

— Так что если вам потребуется помощь, тут никого не будет.

— Я поняла.

— Ночью мы вас даже не услышим.

— Вряд ли я…

— Никто не услышит. Ближе поселка никто тут не живет. Даже и не подходит.

— Знаю, — устало повторила Элинор.

— По ночам, — миссис Дадли даже не попыталась спрятать улыбку, — в темноте.

С этими словами она вышла и закрыла за собой дверь.

Элинор едва не рассмеялась, представив, как кричит: «Ой, миссис Дадли, помогите, я боюсь темноты», — и тут же поежилась.

2

Она стояла рядом с чемоданом, по-прежнему держа перекинутый через руку плащ, в высшей степени несчастная, и беспомощно повторяла про себя, что все пути ведут к свиданью. Больше всего ей хотелось домой. Позади остались темная лестница и вестибюль с блестящим паркетом, большая парадная дверь, миссис Дадли и мистер Дадли с его ухмылкой, замок и засовы, Хиллсдейл и домик в саду, семейство в ресторане, олеандры и особняк со львами у входа — все это под безошибочным приглядом доктора Монтегю привело ее в синюю комнату Хилл-хауса. Ужасно, подумала Элинор, испытывая сильнейшее нежелание двигаться, поскольку войти в комнату означало признать, что она согласна здесь жить; ужасно, я не хочу тут оставаться, но и ехать больше некуда. Письмо доктора Монтегю привело ее сюда; дальше пути нет. Через минуту она вздохнула и, тряхнув головой, прошла через комнату и поставила чемодан на кровать.