Читать книгу - "Латинист - Марк Принс"

— А вот чему обязательно должно найтись место в исторических анналах, так это истории Сульпиции. И мне, видимо, нужно было в самом начале своего доклада внести значимую поправку. Бедренная кость, которую вам показал Крис, действительно обнаружена в склепе, где захоронен Марий. Но не в том саркофаге, где он погребен. В одном склепе лежат двое: Марий и его жена Сульпиция. Бедренная кость — а я совершенно согласна с тем, что именно вокруг нее строится более общая теория, объясняющая загадки стихосложения и размера, — это кость Сульпиции; соответственно, речь идет о просодии именно ее тела, Изола-Сакра вписана в метапоэтический ландшафт личного опыта Сульпиции, не Мария. — Тесса почувствовала, как у нее пылают щеки; она видела, что все глаза устремлены на нее, и не слышала ничего, кроме звука собственного голоса.

Зал притих. Фиби только что положила карандаш. Тесса на долю секунды встретилась глазами с Флоренс.

— Я не знаю, откуда у доктора Эклса его ложные сведения. Этот вопрос можете задать ему. Похоже, к выводу, что бедренная кость с Изола-Сакра принадлежит Марию, он пришел лишь на том основании, что она найдена в том же раскопе. Спешу вас заверить, что он ошибается. Имеются подтверждения — фотографии, зарисовки, будет проведен углеродный анализ. Я все это знаю, потому что была там лично. — Тесса щелкнула пультом, вывела на экран фото, где она стоит в белом шатре с костью в руке. — Эта фотография сделана меньше месяца назад. Надеюсь, вы простите меня за некоторую легкомысленность наряда.

Раздалось нервное хихиканье.

— Я не знаю, каким образом эта информации дошла до доктора Эклса, но складывается впечатление, что, пытаясь присвоить это открытие, доктор Эклс перепутал важные детали.

Несколько смешков, но в целом — ошеломленное молчание. Тесса бросила взгляд на Криса, заметила, что он сильно побледнел.

— Означает ли это, что подлинным автором стихов, которые мы приписываем Марию, была Сульпиция? Мне кажется, да. Есть ощущение, что Крис Эклс тоже так считает, хотя и пытался убедить вас в обратном — слишком большое значение он придает связи между хромым поэтом и хромым ямбом. Кем, однако, была Сульпиция? Что нам о ней известно? Известно, что среди римлянок были авторы мемуаров и стихов; известно, что существовали мемуары Агриппины, существовали и писательницы — они даже навлекли на себя мизогинический гнев Ювенала. Однако почему от некой римлянки нам осталось всего шесть коротких стихотворений плюс несколько фрагментов и неявно атрибутированных писем? Почему не сохранилось произведений почти ни одной римлянки дохристианского периода? Может, мыши, плесень, пламя и потопы оказывают трудам женщин предпочтение? Они одни наделены хорошим вкусом?

Взрыв смеха.

— Я же всего лишь хотела еще раз привлечь ваше внимание к ошибке Криса, потому что она воплощает в себе — считайте, что в реальном времени, — всеобщее заблуждение, раз за разом повторявшееся в истории и способное, как мне представляется, приблизить нас к пониманию того, почему в нашем распоряжении так мало женских текстов. Позволю себе провести одну параллель. На самом деле в анналах сохранились творения еще одной поэтессы по имени Сульпиция — возможно, это и есть наша Сульпиция с Изола-Сакра; она известна нам благодаря двум эпиграммам Марциала (ее современника) и здоровым представлениям о рецепции, существовавшим в поздней Античности. В пятом веке Сидоний Аполлинарий упоминает эту Сульпицию в своем стихотворении в одном ряду с Катуллом и Сапфо, а примерно в то же время некий анонимный автор делает ее лирической героиней шестидесяти гекзаметров, носящих название «Жалоба Сульпиции», которые все вы можете прочитать в своих экземплярах Беренса, том четвертый, год издания тысяча восемьсот восемьдесят восьмой. Я помню наизусть все сохранившиеся произведения этой Сульпиции, однако в этом нет ничего удивительного. К величайшему сожалению, до нас дошли лишь две строки, написанные ямбическим триметром, — они процитированы в труде, посвященном Ювеналу, ученого эпохи Возрождения Джорджо Валлы в качестве комментария к необычному слову «cadurci».

si me cadurci restitutis fasciis

nudam Caleno concubantem proferat

Если опоры матраса будут возвращены,

на нем предстану я обнаженной, спящей с Каленом.

Отвлечемся ненадолго, чтобы отметить, что в этом фрагменте присутствует эротическая тема, которая всегда считалась прерогативой мужчин, а также мужской взгляд. Сульпиция предлагает нам взглянуть на себя обнаженную, в условном придаточном выражая желание, чтобы матрасные пружины починили — тогда они с Каленом смогут продолжить соитие. Безотлагательно. Неудивительно, что эта Сульпиция не уцелела в монастырских библиотеках: можете вы себе представить, что ценное время переписчиков стали бы тратить на женщину, сочиняющую подобные стихи? Перенос литературных текстов со свитков в кодексы был процессом трудоемким и включал в себя стадию отбора, вещь, знакомую нам куда лучше, чем мыши, плесень, пламя и потопы, ибо отбор основан на действиях человека и человеческих предрассудках. Говоря, что даже эти две строки Сульпиции дошли до нас буквально чудом, я имею в виду совершенно конкретное чудо: Джорджо Валла решил, что Сульпиция — мужчина: судя по комментариям, строки эти он приписывает некоему Сульпицию, и прошел еще целый век, прежде чем Пьер Питу отождествил эти строки с поэтессой Сульпицией, отсылки к которой есть в эпиграммах Марциала: она была женой Калена. Мы должны быть признательны Валле за его невежество: именно благодаря невежеству он, сам того не зная, сохранил для нас два этих бесценных триметра. По сути, мы имеем дело с парадоксальной ситуацией: до нас дошли только те произведения римлянок, которые приняли за произведения мужчин. Мы должны быть благодарны за то, что Сульпицию, жену Мария, принимали за Мария — как минимум со времен «Суды» и до сегодняшнего дня. Слава богу, что ее раньше не признали подлинным автором этих строк — мы бы их никогда не увидели. Мы должны быть благодарны и Крису, столь наглядно проиллюстрировавшему этот тезис. — Она бросила на него еще один взгляд; он тряс головой, будто стыдясь за нее. Ему, типа, за нее стыдно. Ну, пусть публика сама решает. — На этом у меня все. Спасибо, — закончила Тесса.

Вялые аплодисменты большинства, звучные хлопки Фиби и Джорджа Бейла и еще парочки присутствующих, которых она не признала. Тесса собрала листы бумаги и как можно быстрее вернулась на свое место, внезапно почувствовав неловкость, незащищенность; непредставимые слова, которые она только что произнесла, тянулись за ней шлейфом. Крис опустил голову на кончики