Читать книгу - "Кошмары - Ганс Гейнц Эверс"

– Пей, не стесняйся, – кивнула она. – Мне приятно, что вино тебе по вкусу!

И хотя обычно я пью, как и она, не больше двух или трех бокалов, в этот вечер без какого-либо малейшего повода я осушил четыре бутылки. А потом я сделал то, что еще никогда не делал в своей жизни. Я пил один. Когда я вернулся в свою комнату, я испытал непреодолимое желание выпить виски. Я взял виски и смешал его с содовой.

Мне пришлось подождать пару часов, пока не взошла луна. Я сидел в своей комнате, курил и пил виски стакан за стаканом. Однако, когда я снова занял свой наблюдательный пост, я чувствовал себя совершенно свежим. Как будто этой ночью я мог видеть не в пример острее и мыслить наиболее здраво.

Вскоре пришла матушка. Снова села в свое кресло, как и прошлым вечером. В своем бессменном кружевном платке, утопающая в лунном свете. И она не шевелилась.

Вдруг я увидел у кресла старую метлу. Я не имел представления, как она туда попала, но она была там. Я протер глаза, встал, подошел к креслу и схватил метлу обеими руками, чтобы точно убедиться. На столе я заметил маленькую круглую баночку. Я открыл ее. Внутри была какая-то зеленая мазь. Очень медленно я вернулся на свое место.

Я увидел, как матушка подняла руки и стянула с головы платок. Как она одна за другой вынула спицы для волос, и пряди разметались по ее плечам. Она взяла метлу и намазала ее этой зеленой мазью. Я не знаю, что это было. Но она села на метлу верхом и… и вылетела в окно.

Я услышал ее голос. Она кричала:

– Наподволь, исподволь! Вверх и вниз, и в никуда!

И я видел, как она рассекает воздух.

Там были и другие. Тоже на метлах. Но из-за облаков и тумана я не мог их как следует разглядеть. Но наша мать поднималась все выше и выше и вела за собой остальных.

Там был холм, на котором стояли невысокие столбы. И козел, большой козел. Тот самый – из Сьерра-Невада! Его короткие рога освещали это собрание.

А ведьмы водили хоровод, повернувшись в круг спиной.

– Харр! Харр! – кричали они. – Дьявол! Дьявол! Прыг сюда, скок туда! Прыг туда, скок сюда! Играй здесь, играй там!

Я видел все это, словно через тонкую вуаль, далеко за пределами поляны…

И в то же самое время, мать так и сидела в своем кресле в лунном свете.

Я не знаю, спал ли я в ту ночь. Я проснулся рано следующим утром, но было уже совсем светло. Я протер глаза и понял, что лежу, свернувшись на диване.

Я поднялся. Матери не было дома. Но к ее креслу по-прежнему прислонялась метла, а на столе стояла маленькая баночка с зеленой мазью.

Мне казалось, что так она насмехается надо мной.

Медленно я пересек комнату и поднялся наверх. Разделся, умылся и лег в постель. Я проспал до обеда.

На этом, мой дорогой брат, все. Я не знаю, удалось ли мне тебя убедить. Чтобы ты не намеревался сделать, обдумай это хорошенько».

Три недели спустя доктор Каспар получил следующий ответ:

«Как вам известно, дорогой шурин, мы женаты со вчерашнего дня. Мой муж передал мне ваше подробное письмо сразу после церемонии. Мы прочли его вместе. Сначала мы смеялись и смотрели на все это довольно скептически. Но должна признать, что чем дальше мы читали, тем серьезнее относились ко всему там описанному. Все, что вы сообщили нам о своей матушке, мы очень внимательно обдумали – и снова перечитали ваше письмо. В конечном счете, дорогой шурин, вы добились желаемого. Вы убедили и своего брата и меня.

Только, дорогой шурин, мы сделали из всего этого другой вывод.

Мы поженились, и я надеюсь подарить своему мужу детей. Вероятно, это будут девочки, и конечно же я хочу, чтобы они стали такими же прелестными ведьмочками, как ваша матушка!»

Доктор Каспар прочел это – и с сомнением покачал головой.

Одержимые

Die Besessenen

1908

Завещание Станиславы д’Асп

История любви

Изот, моя детка,

Изот, моя крошка,

В тебе моя жизнь

И в тебе – моя смерть…

I

Станислава д’Асп два года издевалась над графом Венсаном д’Ольтонивалем. Он каждый вечер сидел в кресле партера, когда она пела свои сентиментальные песни, и каждый месяц переезжал вслед за нею в другой город.

Розы графа она скармливала белому кролику, с которым выходила на сцену, а его бриллианты закладывала в ломбард, чтобы устраивать попойки товарищам и разнузданной богеме. Однажды он поднял ее на панели: она, шатаясь, вела к себе мелкого журналиста. При этом Станислава расхохоталась.

– Пойдемте же вместе, – предложила она графу, – вы подержите нам свечу!..

Не было такого пошлого оскорбления, которого она не нанесла бы злополучному влюбленному. Грубее и циничнее слов, которыми она осыпала его, когда он отваживался приблизиться к ней, не сыщешь на свете.

Весь персонал в кафешантане любил несчастного графа, относясь к нему с нескрываемой жалостью. Артисты не отказывались от денег, которые расточала эта развратная женщина, но ненавидели и презирали ее, считая для себя позором выступать с нею на одних подмостках. Они находили ее невежественной и совершенно бездарной, не имеющей в своем активе ничего, кроме телесной красоты. Старший из «Пяти братьев Гобсон», Фриц Якобскеттер из Пирны, однажды разбил ей о голову бутылку от красного вина; белокурые волосы Станиславы залило липкой кровью.

Наконец, однажды вечером, когда театральный врач после беглого осмотра грубо заявил Станиславе, что у нее чахотка в терминальной стадии и что через несколько месяцев ее не станет, если она и дальше будет вести такой образ жизни, она позвала графа в свою гримерную. Когда он вошел, она заявила ему, что теперь согласна стать его любовницей. Граф наклонился, чтобы поцеловать ей руку. Станислава оттолкнула его, залилась злорадно смехом, но тот невольно перешел в удушающий кашель. Она долго не могла успокоиться – все кашляла в шелковый носовой платок, опустив голову на стол с гримировкой. Затем поднесла к самому лицу своего поклонника платок, обагренный кровью и желтой мокротой:

– Вот, полюбуйтесь! До такого порченого товара вы, идиот, охочи!..

Такова была Станислава д’Асп. Но грубая распутница постепенно превратилась в изящную