Читать книгу - "Канал имени Москвы. Университет - Роман Канушкин"

«Что-то противостояло мне сейчас, – думает Петропавел. – Словно действительно здесь, в сторожке, незримо присутствует кто-то ещё».

Стук в дверь, всё сильнее, всё настойчивей…

* * *

– Посмотрите, – взволнованно шепчет Хайтек, но и Нил-Сонов, и Мелани его прекрасно слышат. – Посмотрите, что он нарисовал! Видите?! Задвижка на двери – она открыта. Этого не может быть… Этого не должно быть!

Нил-Сонов осторожно, чтобы не потревожить мутанта, берёт у него предыдущий рисунок – там дверь заперта на тяжёлую задвижку изнутри. И, конечно, Нил знает о мощном сейфовом замке. Но на рисунке, который только выходит из-под руки белого мутанта, задвижка открыта. Гиды и Хайтек обескураженно переглядываются. И Нил-Сонов слышит то, что он давно уже знал: тот, кто стучит снаружи, его ждали, кто-то его впустил.

– Вы понимаете, что это значит? – шепчет Хайтек. – Кто-то заранее отворил дверь.

* * *

Стук в металлическую дверь; то, что появилось из ночи, требует впустить его.

– Он пройдёт! – с обречённостью и паникой говорит Лазарь. И его паника будто заразна, она повисает здесь, в пространстве сторожки, делает его масляным, пропитанным страхом и покорной обречённостью. Николай, бросив взгляд на Лазаря, говорит…

И вот тут Петропавел вздрогнул. Что-то действительно было не так. Тот, кто незримо присутствовал здесь, словно на миг показал себя. Чем-то неуловимым в движении губ Николая, как трещина в прежде цельном пространстве. И эта трещина немедленно раскрылась внутри мозга Петропавла, грозя расколоть его разум… Вот о чём его предупреждала Агнец и просила гораздо менее искушённая Мелани.

– Агнец, – из неподвижности своего полутёмного угла позвал Петропавел, – мне нужна твоя помощь. Здесь есть кто-то ещё, и мне нужна твоя защита.

«Стой и не двигайся! – откуда-то, словно из другой вселенной, долетел голос Агнец. – То, что здесь есть, очень сильное и хищное. Даже не вздумай! Просто стой и смотри».

(– Он пройдёт! – сказал Лазарь, и Николай ответил ему. Только артикуляция его губ… словно он сказал что-то совсем другое.)

«Не вздумай! Если хочешь жить и не лишиться сейчас рассудка, – повторно предупреждает Агнец, только сейчас голос еле слышен. – Просто смотри».

– Он пройдёт! – обречённо повисает в воздухе.

Николай смотрит на Лазаря, переводит взгляд на дверь и говорит то, что противоречит движению его губ:

– Задвижка, – теперь ответные слова наполнены тревогой. – Кто не запер её?!

Руки Лазаря в темноте под столом, в них что-то тускло металлически блеснуло. Но Николай не видит этого, он занят гораздо более важным: кто-то мог открыть дверь, незаметно отпер сейфовый замок, а теперь передвинул задвижку.

– К оружию, – немедленно командует Николай. – Проверь дверь!

Но зато руки Лазаря глазами Алёшки видит Петропавел. Не только видит, но и чувствует его эмоции: озадаченность, нежелание верить, попытка закрыться от кошмарного понимания. «Лазарь… – словно стон в голове Алёшки. – Что ты делаешь? Этого не может быть!»

Один из гидов берёт входную бункерную дверь под прицел, другой бросается к ней, вперёд, и почти успевает задвинуть мощный засов. Но ведь «почти» не в счёт и в гораздо менее значимых вещах… Тяжёлая кованая дверь распахивается, как будто весит несколько граммов. И вместе с ночью, из которой выступают контуры чудовищного силуэта, сюда входит смерть.

Всё происходит быстро, непозволительно быстро, их обманули, искусно провели, тех, кто находится в сторожке, выдав одно за другое, и они обречены. Смертельная опасность, враг находится не только по ту сторону кованой двери, он был внутри с самого начала. Лазарь молниеносно поднимается из-за стола, приставляет к шее Николая ствол и жмёт на спусковой крючок. Николай успевает дёрнуть головой, с ошеломлённым непониманием смотрит на Лазаря, взгляд его затухает. Вопли кого-то из учёных, стонущее «не-е-ет» Алёшки… Лазарь уже ведёт огонь по гиду у двери. И промахивается, тот успевает уклониться от пули, и она застревает в деревянной обшивке стены. Удар чудовищной лапы валит его с ног, но гид ещё жив…

* * *

«Несоответствие в Стране Теней, – думает Нил-Сонов, глядя на свежий рисунок, выходящий из-под руки белого мутанта. – Вот она, пуля, которую потом извлекли из стены».

– Это невозможно, – хрипло произносит Хайтек.

– Теперь вы понимаете, что в сторожке было ещё оружие, – жёстко говорит Нил-Сонов.

Обоих мутантов бьёт мелкая дрожь, оба стонут и дёргаются в конвульсиях – слишком много смерти; оба на пределе, но продолжают рисовать…

* * *

Ночной гость уже в сторожке, Петропавел никогда не видел, чтобы живые существа двигались с такой скоростью. Гид, что держал дверь на прицеле, успевает дать короткую очередь, но чудовищный монстр падает к земле и вырастает перед стрелком сбоку, не оставляя тому шансов. Жгучий страх Алёшки окрашивает пространство в тёмно-багряный цвет; это странно, но Петропавел в состоянии уловить этот тягучий сладковатый запах – болезни, безумия, запах смерти. В Весёлой сторожке начинается бойня. И сознание Алёшки, не выдержав, закрывается, милосердно прячет невыносимый жуткий ужас за тёмно-багряной стеной. Но Петропавлу необходимо пробиться за эту стену, там, за ней, лежат последние ответы.

«Горх, – думает он, слыша вопли, стоны, мольбы о пощаде и запоздалые выстрелы, которые уже не достигнут цели. – Чудовище древней ночи… Вот ты и появился снова».

– Нет! – останавливает его Лазарь. – Серебро… Гиды нужны мне живыми.

А потом чудовищная оскаленная пасть нависает прямо над Алёшкой, горячая вспышка боли, и наступает темнота…

Петропавел пошатнулся, окружённый чернотою и плотным безмолвием. Ну, вот и всё, Алёшка без сознания, больше не свидетель, пора прекращать сеанс. Но что-то подсказывает Петропавлу, что это ещё не конец: гипнотическая связь не прервалась, и он, проводник, не выпал из цепи. Тоненькая нить, за которую можно ухватиться. Для чего-то она не порвалась, утаив, возможно, самый главный ответ. Это не конец – во тьме появляется багряная точка, сначала еле заметная, но разрастается всё больше.

Алёшкины глаза чуть приоткрываются, перед ними муть, он лежит на полу сторожки и не всё понимает. Он жив, и о нём забывают.

Он жив, хотя полученные раны такой тяжести, что это невероятно, и о нём забывают. Его сознание снова сбивается: в багряной полутьме сторожки появляется белый мутант с листами бумаги на дощечке перед ним. Потом второй, и оба рисуют, чертят, значит, ещё есть, что рисовать. И над обоими светится тёмный ореол боли, наливается густой чернотой всё больше – оба мутанта на пределе, всё может закончиться в любой миг, нить слишком тонка.

«Потерпи, пожалуйста, – просит Петропавел Алёшку, того, что лежит сейчас на окровавленном полу сторожки, и того, что загипнотизирован в его кабинете. – Ты видел что-то ещё. Ты оказался крепче, чем полагали многие и чем сам о себе думал. Поэтому потерпи, постарайся справиться».