Читать книгу - "Всем смертям назло - Вадим Давыдов"

— То есть наследник нужен не одному лишь товарищу Сталину, — с ноткой, как показалось Гурьеву, удовлетворения произнёс Сталин.

— А что же в этом удивительного, — пожал плечами Гурьев. — В этом его, если хотите, главное свойство – то, что он всем равно необходим. Без наследования, без правопреемства – и жизнь сама закончится. Нет, никак без наследника нельзя. Никак.

— Интересный у вас, Яков Кириллович, взгляд на историю, — задумчиво сказал Сталин, священнодействуя – в который раз в эту ночь – над трубкой. — Интересный. Не марксистский, совсем не марксистский, но интересный. Очень. Доходчиво излагаете. Красиво. И стройно у вас выходит – да, ничего не скажешь.

— Так ведь все эти унылые завывания о производительных силах и производственных отношениях – они ведь ничего толком не объясняют. Путают. А я – напротив, распутываю. Объясняю. И вообще, знаете: все эти «измы» – это ведь так, детская забава пытливого разума. А нам с вами друг перед другом – к чему притворство?

— Наследник, значит, — Сталин вынул изо рта трубку, осторожно, словно драгоценность, пристроил мундштук на край массивной пепельницы. — Наследник. Царь.

— А хоть бы и так, — улыбнулся Гурьев. — Чем, например, товарищ Сталин от царя отличается? Только формой, но никак не существом.

— Отличается, Яков Кириллович. И вам это получше других известно. Именно существом отличается. Может быть, вы полагаете, что товарищ Сталин этого не понимает? Так вот – ошибаетесь. Понимает. Хорошо понимает. Лучше многих понимает.

— Потому и решение лежит прямо на поверхности, — кивнул Гурьев. — А название – это важно, крайне важно и крайне существенно. Но и это мы тоже придумаем. В своё время.

— А не опасаетесь, Яков Кириллович, что люди вас не поддержат?

— Люди? — Гурьев сделал вид, что задумался. — Народ творит историю в лице и руками лучших своих представителей, Иосиф Виссарионович. Роль личности в истории – тот самый камень, на котором марксизм спотыкается, падает и с треском ломает себе шею. Да зачем я вас уговариваю – вы сами убеждаетесь в этом едва ли не ежедневно. Народу нужно заботиться о хлебе насущном – а о такой ерунде, как история, ему даже думать некогда. Чувство истории, тем более, такое острое, как у вас, извините за резкость, далеко не всем присуще.

— Мне? Да, мне присуще. Как и вам.

— И мне присуще, только хвастаться тут нечем – врождёнными качествами, как умом или красотой, воспитанному человеку гордиться не пристало. Ваше, выстраданное – именно поэтому во много крат ценней.

— Значит, всё-таки царь. Ладно. Допустим, это интересно. Интересно России. Интересно, что скрывать, и лично товарищу Сталину. Да. Интересно. А есть ли у вас, Яков Кириллович, конкретные предложения? — Сталин прищурился, рассматривая Гурьева.

— Есть, Иосиф Виссарионович. Не у Якова Кирилловича – у товарища Сталина. И очень много. И что характерно – ни одного завирального, невыполнимого, невозможного. Мои друзья подадут товарищу Сталину мысли товарища Сталина, оформленные очень красиво и замечательно детально – в виде проектов постановлений и резолюций. И сами же бросятся это всё воплощать в жизнь. Строить и муштровать аппарат, рвать зубами глотки. Готовить элиту. Чистить страну. А товарищ Сталин обеспечит им возможность работать – назначит какого-нибудь троцкиста-зиновьевца, который, завывая от счастья, — облекли доверием, простили! — перебьёт всю эту троцкистско-бухаринскую, право-левую сволочь, всех этих пламенных рррыволюцыонэров, которые только горло на митингах драть горазды, а больше ровным счётом ни на что не способны. Всех этих горе-вояк, троцкистов-танкистов-кавалеристов, мечтающих затопить железным танковым морем весь мир, вместо того, чтобы строить державу. А как же социализм, как же счастье всех трудящихся, спросит Якова Кирилловича товарищ Сталин. А никак, ответит Яков Кириллович товарищу Сталину. И Яков Кириллович, и товарищ Сталин уже давно выросли, чтобы верить всерьёз в эти глупые троцкистско-бухаринские сказки. Держава – это реально. А счастье, справедливость – это миф. Оставим это товаристчу Троцкаму. Хай себе тешится. Великий Сталин выше этого. Неизмеримо выше. Великий Сталин – не узурпатор, не убийца партии, не предатель Ленина. Великий Сталин, Иосиф, сын Виссариона – великий государь, равный Ивану, сыну Василия, и Петру, сыну Алексея. Великий Сталин – созидатель и собиратель державы, строитель Великой Империи от моря Волошского до моря Жёлтого, от моря Белого до моря Чёрного, от Варшавы до Порт-Артура. Собравший, создавший её для царя и щедро, великодушно вручивший царю – храни, царь-государь, державу русскую, не урони ни деревца, ни камушка! Как, Иосиф Виссарионович? Чувствуете себя персонажем «Фауста» Гёте?

— И это вы знаете, — покачал головой Сталин. — Удивительный вы человек, Яков Кириллович. Интересный человек. И друзья у вас такие?

— Друзья – это эвфемизм, Иосиф Виссарионович, — вздохнул Гурьев. — Разве может такой человек, как вы или я, позволить себе иметь друзей, Иосиф Виссарионович? Друзья – это не для нас. Вот мы с вами – да, мы можем попробовать подружиться.

— И кто же это? Помощники? Подручные?

— Подручные – это у палачей, Иосиф Виссарионович. А у нас с вами – соратники, соработники. Сотрудники.

— И много их?

— Нет, — пожал плечами Гурьев. — А зачем их – много? Нужны правильные люди на самых важных, ответственных местах. Ключевых. Правильный инструмент в нужной точке приложения сил. Вы боитесь моих друзей, Иосиф Виссарионович? Вот это совершенно напрасно. Они-то как раз понимают, кто вы. Почему именно вы. Меня на месте товарища Сталина гораздо больше пугали бы какие-нибудь дуры, которые носятся по Москве и рассказывают всем подряд, что её с Борей дети любят сначала товарища Сталина, а потом уже её Борю и её, дуру. Это психоз, а психопатов я опасаюсь. Да они и бесполезны вовсе, психопаты.

— И в этом тоже товарищ Сталин виноват?

— Конечно, нет. Просто товарищу Сталину нужно подать вместо шашки – скальпель. Товарищ Сталин – прекрасный хирург, только вот шашкой в ране ковыряться очень уж несподручно. Вот тут и появляется, как чёртик из коробочки, Яков Кириллович со своими друзьями. С великолепным набором хирургических инструментов отечественного и зарубежного производства, новеньким автоклавом из нержавеющей стали, яркими галогеновыми прожекторами, с инструкциями по применению, антисептическими средствами и прочими, абсолютно для настоящего хирурга необходимыми, причиндалами. А этих, у которых для хирурга – такого хирурга! — ничего, кроме старой ржавой шашки, не нашлось, — Гурьев в недоумении развёл руками и вздохнул. — Да зачем же они нужны?

— Выходит, что никак товарищу Сталину без Якова Кирилловича не обойтись?

— Товарищу Сталину никак невозможно, в первую очередь, обойтись без товарища Сталина. Товарища Сталина никто заменить не может. Товарища Сталина, который понимает, что он станет делать, а, главное, каким способом. Потому что в этом случае нет равных товарищу Сталину. Никто не сможет, не сдюжит. А товарищ Сталин – сделает. А Яков Кириллович… Что ж. Можно и на костылях выучиться бегать. Вот только костыли – не ноги. Так что – не исключена вероятность, что и Яков Кириллович окажется товарищу Сталину весьма кстати. Ведь что такое чудо? Чудо – это хороший инструмент в умелых руках. А когда руки кривые, то и самым дорогим инструментом можно лишь очень больно пораниться.