Читать книгу - "Прекрасное далеко - Либба Брэй"

— Ох, я сто лет не была у миссис Доллинг! Там такое множество пирожных! — Бабушка моргает. — А почему же я туда не ездила?.. Ну, неважно. Сегодня мы к ней отправимся и выберем все, что пожелаем, и… Джемма! Почему ты до сих пор не одета? Нам так много нужно сделать!

Ей не приходится повторять еще раз. Я вылетаю из-под одеяла и с такой скоростью хватаю одежду из шкафа, что там воцаряется полный беспорядок.

Мы с бабушкой проводим вместе волшебный день. Бабушка растеряла всю свою пугающую чопорность, она веселится. Она приветствует всех подряд — от мальчика, который упаковывает наши пирожные, до незнакомцев на улице, она улыбается и кивает. Она даже гладит по голове мальчишку-чистильщика, который, похоже, вообще не знает, что такое нежное прикосновение, хотя ему уже лет восемь.

— Ох, Джемма, посмотри на те шляпки! Какие дивные перья! Может быть, зайдем к модистке и подберем что-нибудь для себя?

Она направляется к двери лавки. Я хватаю ее за руку.

— Может быть, в другой раз, бабушка?

Наша карета так нагружена покупками, что нам негде сесть. Бабушка отправляет кучера домой, вознаградив несколькими шиллингами, и заявляет, что мы вполне можем взять кеб, чтобы вернуться в Белгрейв.

— О, как все замечательно, правда? Я только удивляюсь, почему мы раньше не устроили такую прогулку?

Бабушка похлопывает меня по руке.

— Добрый день! — весело кричит она молочнику.

Тот бросает на нее испуганный взгляд, будто она — эксцентричная тетушка, сбежавшая с чердака, где ее обычно запирают.

— А он не слишком разговорчив. Я сказала — «добрый день», сэр!

— И вам доброго дня.

Молочник осторожно улыбается и касается полей шляпы, но в его взгляде светится прежнее подозрение.

— А, вот так-то лучше! — смеется бабушка. — Видишь? Только и нужно, что немножко их поощрить, и тогда они выбираются из своей скорлупы.

Магазин одежды и ателье «Кастл и сыновья» расположен на Регент-стрит, и мы пришли сюда, чтобы выбрать платье для моего светского дебюта. Торопливая помощница, чьи волосы готовы в любой момент выскочить из-под шпилек, выносит рулоны белого шелка, и бабушка придирчиво их изучает. С меня снимают мерки. Когда сантиметровая лента обхватывает грудь, портниха покачивает головой и сочувственно улыбается. Все мое прекрасное настроение улетучивается. Увы, мы не можем все до единой быть идеальными. Когда все тело измерено и мерки тщательно записаны, я сажусь на диван рядом с бабушкой. Перед ней поспешно раскладывают горы пуговиц и кружев, лент и перьев, а бабушка с такой же скоростью отправляет все обратно. Я со страхом думаю, что мне достанется самое простенькое во всем Лондоне платье.

Продавщицы показывают бабушке самое изысканное платье, какое только я видела. У меня вырывается короткий вздох. Корсаж украшен шелковыми розами, розы красуются и на плече, а на рукавах — банты. Юбка расшита нежными бутонами роз, а шлейф — кажется, в целую милю длиной, — отделан по краю гофрированным кружевом. Это платье принцессы, и мне страстно хочется иметь такое.

Бабушка проводит рукой по бусинкам вокруг декольте.

— Что ты думаешь, Джемма?

Бабушка никогда прежде не интересовалась моим мнением.

— Я думаю, это самое чудесное платье на свете, — отвечаю я.

— И правда, оно милое. Ладно, мы закажем именно такое.

Я готова расцеловать ее.

— Спасибо, бабушка!

— Ну… я полагаю, оно уж слишком эффектное, — ворчит бабушка. — Но мы, в конце концов, только раз бываем молодыми.

Мы снова выходим в лондонскую серость. Уже пять часов, и небо начало темнеть, а улицы затянуло дымом газовых фонарей, от которого у меня кашель. Но мне наплевать. Я стала другой девушкой, такой, которая будет носить шелковые розы и обмахиваться веером из страусиных перьев. И мы собираемся заглянуть в еще одну кондитерскую. И пусть себе удушающие газовые фонари творят что хотят!

На углу мы с бабушкой переходим через улицу, направляясь к «Лавке сладостей» миссис Доллинг, и именно в этот момент весь мир летит кувырком. Кожа у меня становится горячей. На лбу выступает пот. И магия переполняет вены, как вздувшаяся от половодья река. На меня выплескивается бурный поток мыслей, обид, желаний, тайн… Чужие страсти врываются в душу.

«…какой длинный день, конца ему нет. А когда-то он любил меня…»

«…мы построим прекрасный дом, и перед ним будет сад…»

Не думай. Дыши. Заставь все это прекратиться. Я…

«…представь только, как можно с такой, как ты, покувыркаться…»

Моя голова поворачивается, но я даже не могу определить, с какой стороны донеслось оскорбление, — слишком много всего…

«…вечером сделаю предложение и стану счастливейшим из мужчин…»

«…мое бедное дитя упокоилось, но знают ли они, что и я тоже умираю…»

«…новое платье, и чепчик такой же ткани…»

Прошу, прекратите! Я не могу… Я не в силах дышать. Я…

Все вокруг замедляется, почти останавливается. Рядом со мной нога бабушки зависла над мостовой на половине шага. На обочине застыл шарманщик, он вертит ручку инструмента мучительно медленно. Каждая нота звучит целую вечность, и в такт шарманке протяжно звонят колокола Биг-Бена, и их мелодия похожа на похоронный марш. Колеса телег и карет еле вертятся, леди и джентльмены, продавец мазей, прославляющий свои чудодейственные средства, — все похожи на сонные фигуры какой-то пантомимы.

— Бабушка? — окликаю я, но она меня не слышит.

Я краем глаза замечаю быстрое движение. Леди в лавандовом платье решительно направляется ко мне; ее глаза пылают гневом. Она крепко хватает меня за запястье, и кожа загорается от ее грубого прикосновения.

— Ч-что вам нужно? — бормочу я.

Она вскидывает руку, поднимает рукав, открывая кожу. На ней выколоты слова: «Почему ты меня игнорируешь?»

На языке возникает холодный, металлический вкус страха.

— Я вас не игнорирую, я просто не понимаю, что…

Она резко дергает меня на мостовую.

— Погодите, — пытаюсь сопротивляться я. — Куда вы меня тащите?

Она закрывает мне глаза ладонью — и я вместе с ней уношусь в видение. Все летит быстро, слишком быстро. Огни рампы на сцене мюзик-холла. Иллюзионист. Леди, пишущая на грифельной доске: «Дерево Всех Душ живо. Правда в ключе». Женщина в чайной. Она поворачивает голову и улыбается. Мисс Мак-Клити.

Я слышу быстрый топот лошадиных копыт по булыжникам. Леди в видении резко оборачивается. Черная карета, влекомая четверкой лоснящихся коней, вырывается из лондонской мглы и стремительно несется по улице. Окна кареты закрыты черными занавесками, они развеваются на ветру.

— Стой! — кричу я.