Читать книгу - "Янтарный - Денис Нивакшонов"

Как гравитация. Её тоже не видно, но она есть.

Он остановился и повернулся к друзьям. — Мы можем сколько угодно спорить, как это работает. Но мы видели симптомы. И она дала нам… не объяснение, а рабочую модель. И даже средство защиты. — Он похлопал себя по карману с полынью.

— Модель? — переспросила Катя, смотря с неожиданным интересом.

— Да. Модель. Представь, что это программа, — Лёха снова перешёл на привычный ему язык логики. — «Тиша» — это процесс, который запустился, когда система «Посёлок» начала давать сбой. Он висит в фоне и потребляет ресурсы — те самые «воспоминания». Наша задача — или найти и завершить этот процесс, или загрузить систему настолько новыми данными, чтобы он завис.

Катя усмехнулась. — Звучит уже не так безумно.

— А бульдозер? — снова вставил своё слово Витёк, но теперь уже с другим оттенком. — Это… аналоговый автономный модуль, управляемый процессом? Так что ли?

— Возможно, — пожал плечами Лёха. — Я не знаю. Но, что я знаю, так это то, что нам нужно действовать по плану. Мы ищем «ядро». Место, где «Тиша» сильнее всего.

— Баба Зоя сказала — где самые сладкие грёзы, — напомнила Катя. — Это наверняка ДК. Там и рисунок этот, и твой сигнал, Вить.

— Ладно, — сдался технарь. — Допустим. Но как мы его… «успокоим»? Мы что, должны туда прийти и начать орать рок-н-ролл?

— Возможно, — сказала Катя, и в её глазах вспыхнул знакомый огонь бунтарства. — Возможно, именно это и нужно сделать.

Они дошли до развилки. Отсюда дорога расходилась: направо — к дому Лёхи, налево — к многоэтажкам, где жили Катя и Витёк.

— Значит, так, — Лёха взял на себя роль командира. — Завтра, после школы, встречаемся здесь. Витёк, ты берёшь свой приёмник, пытаешься записать тот сигнал, пока мы идём к ДК. Катя, думай, что мы можем сделать, чтобы это место… «несварение» получило. Шум, хаос, что угодно. Я подготовлюсь.

— Как подготовишься? — спросил Витёк.

— Прочитаю про тактику подавления точек сопротивления, — без тени улыбки ответил Лёха. — У отца книжки есть.

Они разошлись. Лёха посмотрел им вслед, потом повернулся и зашагал к своему дому. Он чувствовал странную смесь тревоги и азарта. Ужас ситуации приобрёл структуру, а значит, с ним можно было работать.

Дома ждал отец. Пётр Иванович был на кухне, он чистил картошку. Обычная, бытовая сцена. Но Лёха заметил, что движения отца были какими-то замедленными, задумчивыми.

— Всё нормально? — спросил Лёха, стараясь, чтобы голос звучал естественно.

— Да чего там нормального, — отец махнул ножом. — На заброшенном складе сегодня ночью кто-то шарился. Ничего не украли, но… странно.

— Что странного?

— Охрана говорит, что слышала… музыку. Старую. Советскую. Как из репродуктора. И детский смех. Хотя детей там и близко не было. Бред какой-то.

Лёха промолчал. Его отец, человек дела, говорил о призрачных звуках. Это было тревожнее любой явной угрозы.

— Пап, — сказал Лёха, доставая из кармана мешочек. — Держи.

— Что это? — отец удивлённо посмотрел на узелок.

— Полынь. От… моли. Положи в карман. Говорят, помогает.

Пётр Иванович усмехнулся. — Моль? У нас, по-моему, проблемы и покрупнее. — Но он всё же взял мешочек и сунул его в карман гимнастёрки. — Спасибо, сынок.

Лёха кивнул и пошёл к себе в комнату. Он не был уверен, что это сработает. Но должен был попробовать. Он включил рацию.

— Приём. Проверка связи. Как у вас? — тихо спросил он.

Сначала в ответ было только шипение. Потом раздался голос Кати, приглушённый:

— Всё окей. Мама что-то про своё пионерское детство вспоминает, но вроде пока на месте. Мешочек под подушку засунула.

— Я дома, — доложился Витёк. — Сигнал сегодня почему-то слабый. Может, и правда, эта трава…

Лёха выключил рацию. Он подошёл к окну. На улице сгущались сумерки. Напротив, в окне дяди Миши, уже горел свет. И там, за стеклом, по-прежнему сидела неподвижная фигура.

Но теперь Лёха смотрел на неё не с ужасом, а с холодной решимостью. Он достал свой блокнот и на чистой странице написал: ОПЕРАЦИЯ «НЕСВАРЕНИЕ». ЦЕЛЬ: ДК «ДРУЖБА».

Он был готов работать с необъяснимым. Потому что альтернатива — стать частью этого неподвижного, пыльного пейзажа — была неприемлема.

Разведка боем

ДК «Дружба» в свете предзакатного солнца выглядел ещё более уродливо и печально. Осыпающаяся штукатурка, забитые досками витрины бывшего буфета, и та самая дверь в боковое крыло, приоткрытая, словно чей-то немой зевок.

Трое стояли напротив, упираясь взглядом в тяжёлые, облупленные двери. Каждый сжимал в кармане свой холщовый мешочек. Горький запах полыни, смешиваясь с пылью улицы, витал вокруг них как призрачный щит.

— Ну что, мушкетёры, — с вызовом бросила Катя, но в её голосе слышалась лёгкая дрожь, которую она тщетно пыталась скрыть. — Готовы к несварению?

Витёк, нацепив наушники от Walkman’а, но подключив их к своему самодельному детектору ЭМП (собранному на скорую руку утром), кивнул, не отрывая глаз от стрелочки на приборе. — Фон в норме. Ничего необычного. Может, и правда, всё это…

— Не правда, — перебил Лёха. Он указывал на землю у входа в ДК.

Там, на сером, потрескавшемся асфальте, лежали три аккуратных, маленьких комочка пыли. Они были выложены почти в линию, словно отметки, указывающие на вход. Или предупреждение.

— Так. План такой, — чётко сказал Лёха, снова включая режим командира. — Заходим, осматриваемся. Витёк, следи за показаниями. Катя, ищи что-то новое, любые изменения. Я — обеспечиваю прикрытие. Никаких геройств. Увидели что-то странное — сразу на выход. Вопросы?

Вопросов не было. Была лишь неприятная тяжесть в животе.

Лёха толкнул дверь. Она снова скрипнула и этот звук показался неестественно громким в давящей тишине опустевшей площади. Они вошли в знакомый полумрак фойе.

Воздух внутри был спёртым и сладким. Таким сладким, что аж першило в горле. Пахло застоявшейся пылью, затхлостью и… ванилью. Как в кондитерском цехе пекарни в лучшие её годы.

— Ничего не понимаю, — прошептал Витёк, постучав пальцем по своему детектору. — Полный штиль. Ни всплесков, ни аномалий. Всё чисто.

Но аномалия была прямо перед ними.

Фреска на стене изменилась. Теперь на ней было больше деталей. Проявились лица — улыбающиеся, румяные, счастливые. Можно было разглядеть значки на груди у комсомольцев, складочки на платьях у девушек. И она была цветной. Кто-то подкрасил её растёртой в пыль пастелью, придав рисунку неестественную, призрачную жизненность.

— Она… оживает, — выдохнула Катя.

И тут Витёк вздрогнул.

— Слышите?

— Что? — насторожился Лёха.

— Музыка. Слабенькая… вон оттуда, из главного зала.

Они прислушались. Сначала ничего. Потом Лёха уловил это — доносившийся из-за тяжёлых двустворчатых дверей в главный зал едва слышный, тонкий звук. Не мелодия, а скорее её эхо, отзвук давно отыгранного вальса.