Читать книгу - "Тень волка - Ричард Остин Фримен"

– Да, я так считал. Хотя и не осознаю до конца те причины, которые привели меня с пистолетами в руках на утреннюю дорогу.

Я знаю их, – с искренней горячностью воскликнул он, вскакивая со своего места и хлопая меня по плечу. – Это ваши подлинные добродетели, в бессознательном протесте восставшие против этого человека, представляющего собой воплощение дьявола на земле.

– Роберт, – продолжил он торжественно, встав передо мной и остановив на моем лице взгляд своих проницательных голубых глаз, – способны ли вы верить? Или вы утратили веру, подобно многим, живущим рядом с нами и отвергающим все, что человек не способен объяснить рациональными причинами? Обладаете ли вы могуществом веры, веры даже в такое никудышное, подверженное ошибкам и заблуждениям существо, как я? Вы верите в доброго Бога или всего лишь думаете, что верите? Не действуете ли вы сообща с толпой страусов, пророчащих беды, ворчащих, брюзжащих и сующих свои головы в песок, ибо им легче думать, что Дьявол мертв.

Он взял себя в руки и продолжил более спокойным тоном:

– Скажите мне, мой дорогой мальчик: после того, как волк напал на вас и вы, прежде чем начали поправляться, долгое время провели в постели, что видели вы в ночных горячечных снах? К чему возвращалась ваша душа?

– Боже милостивый, сэр, человеческая кровь! – содрогаясь, воскликнул я, вспомнив о том, какие усилия я прилагал, чтобы отгонять от себя те кошмарные видения. – И больше всего кровь детей. Я испытывал к ней отвращение и в то же время страстно желал ее. И чем сильнее было отвращение, тем сильнее была моя страсть к ней.

– И эти видения, это страстное желание постепенно стали исчезать?

– Они исчезли внезапно. Вы, возможно, улыбнетесь, сэр; но это было так, словно они исчезли после некоего фокуса, исполненного надо мной Уэшти однажды ночью, когда она заменяла в качестве моей няньки старую Джуди Хоскинс.

– Так вот чем объясняется это, – важно, кивнул головой пастор.

– Объясняется что?

– То, что ваша душа по-прежнему принадлежит вам, а не Дьяволу. Сомневался ли я в этом? Нет. Никогда. Но так как я занимался изучением этих явлений, я, сопоставляя один факт с другим, плел ткань фантастической идеи, которая, казалось, снизошла на землю в тот день и в то мгновение, когда вы были готовы принять символ веры в ваши уста. В соответствии с древней верой в культ Сатаны освященный хлеб сжег бы вас, подобно горящему углю, окажись я прав.

– А теперь взгляните сюда. – Он отпер выдвижной ящик стола и, достав оттуда лист бумаги, вложил его в мои руки. – Вам знаком этот почерк?

– Эсквайра Киллиана? – удивился я. Но у меня не было сомнений в том, кому принадлежит этот неразборчивый почерк со множеством маленьких заключительных росчерков и начальных завитушек. Слова, написанные, должно быть, в состоянии высочайшего возбуждения, читались ясно и безошибочно. Они гласили:

«После того, что я увидел сегодня ночью, я с почтением отказываюсь, о Боже, оставаться дольше в мире, где могут происходить такие вещи».

– Эта записка лежала на столе Киллиана, и чернила едва высохли, когда я той ночью нашел в кресле его мертвое тело, – в ответ на мой взгляд объяснил мистер Сэквил. – Я не считал, что следователю так уж необходим был этот документ, поэтому я унес его с собой.

– Вы думаете, он увидел то же, что и я сегодня утром? – в растерянности спросил я. – Конечно, он не был человеком, который…

– Я думаю, что либо он увидел больше, либо понял то, что осталось необъяснимым для вас. Я думаю, эсквайр видел превращение Сен-Лаупа из обличья Де Реца в человеческий образ. Прошу вас, Роберт, – с мольбой воскликнул мистер Сэквил, – постарайтесь забыть на время наши современные представления об этих явлениях, потому что идеи, приходящие в головы людей век или два назад, действительно кажутся нам нелепыми сегодня. Но вспомните: все эти ужасные убийства начались только после приезда в наш город этого француза. Ничего не происходило и между его временным отъездом и прибытием сюда его собаки. Затем почти сразу мы с нею знакомимся. Но никто не видел возвращения в город Сен-Лаупа. Ни один человек не видел его и его собаку одновременно. Они никогда и нигде не появлялись вместе в одно и то же время.

Сен-Лаупа никогда не было в его доме в то время, когда Де Рец слонялся вокруг вашего дома или отправлялся на прогулку с Фелицией. Но ни одна корова, ни одна овца не были зарезай поблизости, не было ни одного нападения волка на людей, за исключением тех, кто начина мешать ему или чем-то вызывал его гнев. Но кто мешал ему, все стали жертвами волк исключая бедного Киллиана, который был погублен каким-то зловещим чудом, и двух ел) вашей юной кузины, у которых оказались таки неожиданные средства защиты, что он вынужден был обратить против них их же собственны жалкие амулеты, натравив на них вашего дядю

– Посмотрите, чьи могилы были осквернены: маленькой Аджи, чей слабый умишко сразу же распознал его суть; эсквайра Киллиана, который вынудил его – я в это верю – обнаружить свои дьявольские способности. То, что вы мне., сейчас рассказали о ваших бредовых горячечных снах и колдовстве Уэшти, восполняет единственное недостающее звено. Или вы не знаете о том, что было хорошо известно в старину: покусанный оборотнем, сам превращается в него? Если я до сих пор еще сомневался… – Боже, что я говорю? До какой же степени я заражен скептицизмом нашего века, что по-прежнему все еще сомневаюсь в этом. Но полоска человеческой кожи, какую вы видели вокруг его тела, была тем инструментом, с помощью которого ликантропист переходил в свою звериную форму.

Не раз и не два я готов был прервать это страстное объяснение произошедших событий.

Но всякий раз пастор останавливал меня движением руки, и каждый раз его новая мысль вызывала мой очередной протест. Рассказ Сен-Лаупа о его возвращении из Нью-Йорка в экипаже его приятеля не основывался ни на чем, кроме его собственных слов. Его письма, пришедшие перед его возвращением и после прибытия Де Реца, легко могли быть написаны им прежде, чем он сел на корабль в своем волчьем обличьи. Хозяин любой таверны мог отправить их позднее от его имени. Что касается синяков на его лице, которые он объяснил несчастным случаем с экипажем его приятеля, то я никогда не забуду, как, ослабляя хватку челюстей волка на моем плече, Фелиция в снежных сумерках в роще старого Пита сломала мою тяжелую трость о голову зверя. И когда в дядином саду сверкнуло жало выхваченной мною из трости вкладной шпаги, Де Рец спасся бегством прежде, чем я сделал своей неуклюжий выпад. Не случилось ли это потому, что даже легкая царапина превратила бы собаку в голое отвратительное существо в человечьем обличье?

– Даже если бы все это и могло быть правдой… – начал я.

– Это правда, – негромким голосом прервал меня пастор.

– Однако можете ли вы вообразить себя идущим к дяде с этими фантастическими обвинениями против Сен-Лаупа?

– Я могу вообразить себя идущим с этими фантастическими обвинениями к мосье де Сен-Лаупу, – жестко произнес он. – Вы не побоялись виселицы час назад. Я не боюсь ее сейчас.