Читать книгу - "Последняя жертва Розы Ветров - Наталья Ефремова"

Когда за нами тяжело закрылась обшитая коваными пластинами парадная дверь, до меня как будто впервые дошла мысль, ввергнувшая мою душу в полное смятение: что же я наделала! Добровольно осталась на острове с человеком, чье необъяснимое поведение, таинственное молчание и способность неожиданно появляться рядом в самые острые моменты терзали меня сильнее физической боли и перспективы встречи с тенями и призраками, в существовании которых я имела несчастье неоднократно убедиться за прошедшие два дня.

Я все-таки осталась.

– Селена, я могу предложить вам чай? Мария испекла бисквиты. Думаю, они еще теплые.

Так вот чем так волшебно пахло на кухне!

При мысли о еде у меня тут же заурчало в желудке, и, смутившись, я только кивнула в ответ, надеясь, что Ричард ничего не заметил.

– Вы не будете возражать, если мы выпьем чаю в оранжерее? Сейчас там особенно хорошо: цветут осенние сорта роз. Наверняка Стивен вчера показывал их вам. А сегодня утром я видел, как Гордон вносит в дом хризантемы из сада.

– Да, мы заходили сюда, но не успели осмотреть все, – ответила я и вошла вслед за Ричардом в оранжерею, обратив внимание на то, что в беседке уже накрыт стол.

Выходит, приглашение Ричарда не было спонтанным? При этой мысли у меня в груди разлилось волнующее тепло.

– В таком случае, я надеюсь, ваше ожидание будет скрашено приятной прогулкой, – произнес Ричард, распахивая передо мной двери второго зала оранжереи. – Мне придется ненадолго оставить вас.

– Я могу вам помочь? – спохватилась я, когда он уже был в дверях.

– Я был бы рад, но в другой раз.

Благоухание цветов, по-осеннему горьковатое, дурманило голову и заставляло мысли путаться. А может, причина крылась в другом: я думала о Ричарде, и от этого, а вовсе не от сладкого запаха, кружилась голова.

Побродив среди хризантем и бархатцев, я вернулась в беседку. Почти одновременно со мной сюда вошел и Ричард с подносом в руках.

– Стивен рассказал мне о вчерашнем несчастном случае, – заговорил он, когда чай был разлит по чашкам. – Надеюсь, это не повлияло на ваше впечатление о цветнике?

– Нет, нисколько, – я приняла из его рук тарелку с бисквитом, политым клубничным вареньем. – Я чувствую себя здесь, как в летнем саду.

– Я рад. И согласен с вами – в оранжерее удивительно уютно и свежо, особенно в ненастье: когда за окном льет дождь и штормит, внутри словно светит солнце. Скажите, что же вчера вас так напугало?

– Скорее, это я напугала Стива и мистера Келлера.

Ричард внимательно слушал мой рассказ о том, как порезался Гордон, время от времени хмурясь, а когда история подошла к завершению, неожиданно спросил:

– Вы видели, как сдвинулась стремянка?

– Что? – до меня не сразу дошел смысл его вопроса.

– Вы сказали, что стремянка поехала, отчего Гордон пошатнулся и порезался. Вам показалось или вы на самом деле это видели?

От такого напора я растерялась.

– Да или нет?

– Я не уверена. Возможно, мне только показалось, ведь мгновение спустя я потеряла сознание. Да, скорее всего, это лишь плод моего воображения.

Губы Ричарда сжались в тонкую полосу. Он никак не прокомментировал мое заверение, но я заметила, как при этом в его глазах появилось какое-то отстраненное выражение.

– Вы действительно так чутко реагируете на вид чужой крови?

– К сожалению, – призналась я. – Это обнаружилось еще в детстве. Был выходной, кажется, воскресенье. В тот день к нам заглянула соседка угостить нас вишневым пирогом. Мы сидели с ней на качелях, когда папа порезался, подравнивая живую изгородь. Скользнувший по ветке шиповника секатор распорол ему ладонь. Я помню, как миссис Филд металась между папой, зажимающим рану, и мною, упавшей на траву. Я быстро пришла в себя, но не понимала, что со мной и не могла даже посмотреть на папину руку – меня тут же начинало мутить. И миссис Филд потом говорила, что очень растерялась, не зная, кому первому оказывать помощь, мне с моим обмороком или моему отцу с глубокой кровоточащей раной.

– А после подобные случаи были?

– Только один раз, когда я училась в университете. Моя соседка по комнате вешала занавески и, упав с подоконника, поранила висок. Больше это не повторялось, но папа очень переживал и даже боялся надолго оставлять меня одну.