Читать книгу - "Генерал-марш - Андрей Валентинов"

– Щетинкина попрошу, чтобы с охраной помог и нужных торговцев сосватал, – подхватил Иван Кузьмич.

– А еще лучше, чтобы он от своего имени все приобрел, якобы для нужд Красной Армии. Там расчеты, это позволит уменьшить расходы примерно на треть. Надо также часть золота обратить в векселя для учета в Урге, на курсе мы неплохо сэкономим.

Кречетов, согласно кивнув, вновь покосился на разошедшегося «цекиста». Мехлис ли это? Вроде и волосы черные, и повязка на правой щеке, и голос похож. Может, просветление внезапно накатило? Края здесь буддийские, всякого ожидать можно.

– Кстати, монголам хорошо бы, как вы говорите, на-мек-нуть по поводу Унгерна. О том, что этот враг трудового народа здесь, в Беловодске, слухи уже разнеслись, а в Халхе он по-прежнему популярен среди части несознательного населения. Товарищу Сухэ придется крепко задуматься…

– Угу! – хмыкнул Иван Кузьмич, вдохновленный такой перспективой. – Только в самой Монголии его переодеть надобно, чтобы халатом не светил. Если узнают, шуму не оберешься.

– Тем не менее!.. – Палец-шпага вновь грозно приблизился к самой груди Кречетова. – И даже, тем более недопустим тот анархизм, который вы себе позволяете. Где партийный контроль над кадровой политикой? Я до сих пор не получил характеристики на бойцов отряда сопровождения. Какой процент партийности? Есть ли члены комсомола и ревсомола? Имеются ли бывшие офицеры? Если вы думаете, товарищ Кречетов, что это ваше личное дело, то как бы ему не стать делом пер-со-наль-ным!.. Ибо коммунист!..

Миг просветления прошел безвозвратно. Вздыбились волосы, темным огнем загорелся взгляд, рука привычно указала на потолок. Лев Захарович Мехлис вновь стал самим собой.

«Кибалку ему пришлю! – рассудил Иван Кузьмич. – Пущай ведет среди него кадровую работу!»

Счастьем положено делиться, тем более с хорошими людьми.

* * *

Товарищ Кречетов очень уважал Петра Ефимовича Щетинкина, прежде всего за умение масштабно мыслить. Вождь «заячьих шапок» не терялся даже в самой провальной ситуации. Когда партизан оттеснили в глухие староверские края, где большевизм ассоциировался исключительно с происками Антихриста, он тут же призвал к восстановлению на российском троне законной династии, права которой узурпировал английский немец Колчак. Староверы прониклись и вознесли молитвы за грядущего царя Михаила и воеводу его красного болярина Петра. Попав в Сайхот, Щетинкин предложил в качестве товарищеской помощи раз и навсегда решить классовый вопрос, перевешав князей, нойонов, лам и всех, у кого жилище застелено коврами. Ввиду немногочисленности туземного населения на всю операцию отводилось три дня. Ивану Кузьмичу пришлось не только оттаскивать от стенки статского советника Рингеля, но и ставить караул у дацана Хим-Белдыр, к которому уже подбирались «шапки», решившие для почину вздернуть Хамбо-Ламу.

Плененного им Унгерна Петр Ефимович советовал отправить во главе карательной экспедиции на Тибет, дабы разобраться с тамошними оккупантами-китайцами, и уж потом расстреливать. Теперь Щетинкин наводил революционный порядок в Монголии, наводя ужас не только на классовых врагов, но и на окрестных китайских губернаторов-дуцзюней.

Расшифрованную телеграмму из Урги Кречетову принесли в два ночи, когда он мирно дремал в кресле аккурат под купеческим портретом. Пересчитав количество исписанных торопливым почерком страниц, он понял, что поспать не удастся. Очень уж основательно Петр Ефимович отнесся к просьбе о содействии.

Иван Кузьмич не ошибся. Прежде всего Щетинкин бодро доложил, что все части РККА в Монголии подняты в ружье и выведены из расположения на внеочередные масштабные маневры. Одновременно проведены превентивные аресты местной «контры» и наиболее засветившейся иностранной агентуры. В западной Халхе, по которой предстояло двигаться отряду Кречетова, всем местным обитателям предложено в трехдневный срок откочевать подальше. Паника, возникшая в результате столь крутых мер, успешно ликвидирована, а против выдвинувшихся к границе китайских частей выставлены заслоны.

Вопрос о продовольствии и снаряжении товарищ Щетинкин предвосхитил. Им был объявлен день шефской помощи братской Красной Армии, по случаю чего всем купцам и прочим богатеям было предложено внести совершенно добровольный взнос товарами и продуктами на заранее согласованную сумму. Результатом Петр Ефимович остался доволен, обещая поделиться излишком за вполне разумную цену. Чистка правительства от капитулянтов и двурушников, попытавшихся помешать мероприятию, успешно завершена, товарищ Сухэ-Батор выпущен из-под домашнего ареста и отправлен в госпиталь.

Кречетов, представив, что сейчас творится в Монголии, схватился за голову. Вместе с тем он вынужден был признать, что Петр Ефимович, взбаламутив пол-Азии, и в самом деле отвлек внимание от посольства. Большее могло сделать лишь землетрясение в девять баллов по шкале Рихтера.

Непосредственно для сопровождения кречетовского отряда Щетинкин выделил три сотни кавалеристов по главе с добрым приятелем Ивана Кузьмича комбригом Костей Рокоссовским, твердо обещавшим сопроводить гостей до самой границы так, что и полевая мышь ничего не заметит.

Радоваться, однако, было рано. Даже если удастся проскользнуть невидимыми и необнаруженными через монгольскую степь, дальше все равно придется пересекать желтые равнины Китая. Щетинкин заранее сочувствовал товарищу, но в качестве помощи мог лишь поделиться последней разведсводкой, которая и занимала большую часть телеграммы. Синьцзян, Западная Ганьсу, Цинхай – сотни километров через разоренные войной земли без всякой надежды на чью-то помощь. В тех краях бессильна не только центральная китайская власть, но и администрация провинций. Всем заправляют племенные вожди и главари крупных банд. Список наиболее знаменитых разбойников с их короткими характеристиками прилагался.

О цели посольства Петр Ефимович мог только догадываться. На всякий случай вождь «заячьих шапок» давал старому товарищу совет: ни в коем случае, даже под угрозой верной гибели, не пересекать границу царства Смерти – пустыни Такла-Макан.

Товарищ Кречетов нашел на карте маленький кружок, обозначавший недоступный город Пачанг, и пригорюнился.

Как, бывало, к ней приедешь, к моей миленькой —

Приголубишь, поцелуешь, приласкаешься.

Как, бывало, с нею на сердце спокойненько —

Коротали вечера мы с ней, соколики!