Читать книгу - "Три момента взрыва - Чайна Мьевилль"

Мел говорила о страшной смерти той женщины. О том, что озеро осквернено. Священник слушал ее настороженно, и она, кладя трубку, вовсе не была уверена в том, что он ей поможет, но он скоро перезвонил.

– Видите ли, – сказал он, – сам я слишком занят. Но у меня есть один коллега, он вас выручит.

«Чего-то не хватает», – снова подумала Мел и снова не поняла, о чем это она.

Она подъехала к озеру. В условленном месте ее уже ждал священник. Он был высокий и сухопарый, лет шестидесяти с лишком, но на машину опирался как молодой. Церковное облачение смотрелось на нем неубедительно. Не успела она заглушить мотор, как он шагнул к ее машине, нетерпеливо протянув для приветствия руку. Служба была оплачена авансом. Путаясь в немецком, она все же сумела подобрать достаточно эмоциональные слова благодарности, и он смягчился.

С того места, где они стояли, с крайней точки причала, был хорошо виден дом, где жили Мел и Джоанна. И привязанная у мостков лодка.

– Ладно, – сказала она и посмотрела на воду. Вся подобралась. – Начинайте.

Священник кивнул. И стал читать вслух.

Он торопливо бормотал по-немецки. Мел старалась поспевать за ним, произнося по-английски текст, который они написали вместе с тем дрезденским священником. В нем они просили у утопленной женщины прощения за столь чудовищную казнь. Молились за нее и просили упокоить ее с миром. «Джоанне это уже не поможет», – думала Мел. И никто не понесет наказание за тот приговор, которого эта сердитая покойница, в чем бы ни была ее вина, все-таки не заслужила.

Мел тихо плакала у озера. «Достаточно ли тебе этого? – думала она. – Остановишься ли ты теперь?»

Вода в озере была почти черной. Что я здесь делаю? – спросила себя Мел. Стою тут, на берегу старой вонючей лужи бок о бок с человеком, который смотрит на меня как на дуру. Ой, даже не вонючей, а прямо-таки смрадной…

Мел зажала ладонью рот.

Вонь резко усилилась. Стало нечем дышать. Священник все бубнил. Вдруг вода забурлила, и смрад яснее всяких слов сказал Мел: пусть катится к дьяволу твой священник вместе со своим благословением. У нее подкосились ноги.

– Хватит! – закричала она. И как могла быстро сбежала с пристани. Вода источала презрение, желание, любопытство. – Уходите оттуда! – снова крикнула она. Священник прервался на полуслове, обернулся и удивленно уставился на нее. – Отец мой, Христа ради, отойдите от этой чертовой лужи!

Она молила его отчаянно, не отрывая глаз от поверхности воды, которая облизывала изнанку причала у него под ногами, и ожидая, что на ней вот-вот покажется мешок.

Наконец священник шагнул к ней. Едва он ступил на траву, Мел облегченно перевела дух, повернулась и бросилась бежать, не обращая внимания на его крики.

«С чего ты взяла, что священник тут поможет? – думала она. От ярости озера, от его настойчивого интереса кружилась голова. – Если бы тебя так казнили, разве тебе было бы не наплевать, что скажет какой-то там священник? Я не верю в бога, так почему должна верить она?»

Мел добежала до машины. Ее трясло.

«Тут нужен не священник, а юрист. – Ее мысли путались. – Пусть объявит пересмотр дела или еще что-нибудь». Ведь ту женщину упрятали в мешок по закону. По закону швырнули в воду ее и царапающихся, вопящих, кусающихся зверей. Представители закона слышали последний, предсмертный крик петуха, это на их глазах озеро приняло в себя покаянный мешок, на их глазах сомкнулись над ним его воды.

Мел уехала раньше, чем священник успел ее догнать. Она гнала, как бешеная, и только когда озеро совсем скрылось из виду, остановилась. Дрожащими руками достала распечатки статей.

Собака, наверное, символизирует преданность. Змея, возможно, обозначает отцеубийцу, обезьяна – безумие. Но это только на суше. В воде, внутри этого мешка, каждое животное могло представлять только свою собственную природу. Одно тонуло и жалило, другое тонуло и рвало когтями, третье тонуло и грызло, четвертое тонуло и отчаянно голосило.

Мел все еще чувствовала на себе озерную вонь, которая как будто пропитала ее одежду, въелась в кожу. «Ну, что же тебе нужно?» – мысленно обратилась она к мертвой. Жадной, разбухшей от воды, восставшей, непокорившейся. Солнце село. Где-то горевала семья Джоанны. Мел положила голову на руль. На изнанке век привычно возник черный, размытый призрак.

Она выпрямилась. Встряхнула головой, разгоняя путаницу в мыслях. И снова взялась за статьи. Животных могут заменять их символические изображения на дереве или бумаге, вспомнила она. Людей заменить нельзя, так что иногда живых мужчин и женщин топили с картинками. Но она читала, что ту, последнюю преступницу, зашили в мешок с петухом, собакой и змеей, но без обезьяны.

Отметины на деревянном медальоне, который она нашла и выбросила в один из первых вечеров. Она приняла их тогда за зверя с пятью ногами, но ног было четыре, а пятым был закрученный в кольцо хвост.

Отсутствующее животное. Обезьяна. Вот чего не хватает.

Лодка скользила по озеру. Мел гребла точно автомат. Дышала неглубоко и часто, боялась, вдруг вернется вонь. Где-то под ней в воде кружила Джо. Или колыхалась, зацепившись размякшей ногой за корень.

«Так бы и плыла без конца», – подумала Мел. Она чувствовала себя совсем неплохо, несмотря на шипящий груз. Так бы и качалась в лодке на темной воде, на серебристой лунной дорожке. Но скоро Мел оказалась на середине, где ей оставалось только сделать то, зачем она сюда явилась.

О господи. Ей вспомнился запах, она снова подумала про Джоанну и поняла, что ничего еще не кончено, что мешок ждет, что он по-прежнему не полон и прянет вперед, как только кто-нибудь неосторожный слишком низко склонится над водой.

«Нехочунехочунехочу», – пульсировало у нее в голове. Ее передернуло, но она все же слегка приоткрыла застегнутую сумку и уставилась на шипящего кота.

Мел забралась в сад их с Джо бывшего дома. Уже стемнело, и ей пришлось ползать между кустами на четвереньках, обшаривая землю. Каждую деревяшку, которая только попадалась ей под руку, она внимательно ощупывала с двух сторон, но деревяшек было много, и она скоро отчаялась найти ту, что тогда так легкомысленно выбросила.

«И почему я не кинула ее в воду? – думала она. – Была бы она сейчас на месте, глядишь, ничего и не случилось бы».

Потерянное весло заменили. Мел села и стала грести.

Что-то тут было не так. Получалось, что деревянная обезьяна отделилась от прогнившего содержимого мешка, оставила его изнывающее от желания нутро, доплыла до края озера, где волна выплеснула ее на берег, и все лишь для того, чтобы там ее подобрала и выбросила Мел.

Нет, это не обезьяна сбежала из мешка, это сам мешок исторгнул ее. Никто не рвался из его нутра наружу; наоборот, это нутро хотело затянуть в себя как можно больше. Ему не нужна была справедливость. Оно жаждало наполненности.

Возможно, изображение не устраивало его обитательницу с самого начала, но оно потерялось не само, его специально подбросили прямо ей под ноги, чтобы она нашла его. Мешку нужна была не деревянная табличка, а настоящий примат. Мел оказалась крайней. Выбор пал на нее и на тех, кто был с ней. «Надо найти что-то живое, – подумала Мел, – и скормить этой ненасытной утробе. Так вот, значит, как появляются призраки… Где, черт возьми, я найду эту сраную обезьяну?» – в панике подумала она и тут же вспомнила Карпцова.