Читать книгу - "Гордость и предубеждение и зомби - Сет Грэм-Смит"

Простите меня. Мне больно ранить вас. Но, огорчившись из-за недостатков ваших близких, возможно, вы найдете утешение в том, что я всегда высоко ценил то, как держитесь вы и ваша старшая сестра — ив обществе, и в сражении. Добавлю лишь, что на балу мое мнение о болезни мисс Беннет было подкреплено ее нежеланием присоединиться к нам во время злополучного происшествия на кухне, и посему я еще тверже вознамерился удержать моего друга от брака, который я полагал неудачнейшим из союзов. На следующий день он уехал в Лондон и, как вы, несомненно, помните, собирался вскоре вернуться в Незерфилд.

Теперь я перехожу к описанию своей роли в этой истории. Его сестры были обеспокоены не меньше моего, хоть у нас на то и были разные причины. Обнаружив совпадение наших взглядов, мы столь же единодушно решили, не теряя времени, отправиться в Лондон, дабы повлиять на их брата. Сразу же по приезде туда я с готовностью принялся разъяснять моему другу все отрицательные стороны его выбора. Я описывал их ему со всей серьезностью и настойчивостью. Но, несмотря на то что мои увещевания могли поколебать и несколько умерить его решимость вступить в брак, этого союза избежать бы не удалось, если бы я вдобавок ко всему не уверил Бингли в равнодушии к нему вашей сестры. До того он верил, что она отвечает на его чувства искренней, если не столь же сильной привязанностью. Однако Бингли по природе своей необычайно скромен u склонен доверять моему мнению гораздо больше, чем собственному. Поэтому мне было нетрудно убедить его в том, что он заблуждался. Стоило ему поверить в это, как отговорить его от возвращения в Хартфордшир было делом нескольких минут. До сей поры я не нахожу в своих действиях ничего предосудительного. Тем не менее об одном своем поступке, касающемся этой истории, я все же вспоминаю безо всякого удовлетворения — о том, что я опустился до притворства и скрыл от него приезд вашей сестры в столицу. Сам я узнал об этом от мисс Бингли, но ее брат по-прежнему находится в неведении. Возможно, их встреча и не имела бы нежелательных последствий, но я видел, что его чувства еще не угасли настолько, чтобы она была совершенно безопасной. Быть может, это умалчивание, этот обман были недостойным поступком, однако я решился на него из самых добрых побуждений. Более мне нечего добавить по этому поводу, и иных извинений я вам принести не могу. Если я причинил боль вашей сестре, то сделал это только из любви к другу и будучи убежденным в том, что мисс Беннет обречена скитаться по земле в поисках мозгов. Другое же, более тяжкое обвинение в том, что я нанес урон мистеру Уикэму, я могу опровергнуть, лишь изложив вам полную историю его отношений с нашей семьей. Мне неизвестно, в чем именно он обвинил меня, однако правдивость моих слов может подтвердить не один свидетель, в чьей искренности усомниться невозможно.

Мистер Уикэм — сын весьма уважаемого человека, который долгие годы вел дела в Пемберли и выполнял свои обязанности столь безупречно, что в благодарность мой отец щедро осыпал милостями своего крестника, Джорджа Уикэма. Отец оплачивал его обучение в школе, а затем в Киото — неоценимая помощь, поскольку собственный отец Уикэма из-за расточительности жены едва сводил концы с концами и не смог бы дать ему приличное восточное образование. Мой отец не только любил общество этого юноши, чьи манеры всегда отличались обаянием, но и высоко ценил его боевые способности, надеясь, что тот преуспеет в истреблении зомби, и намереваясь оказать содействие его карьере. Что до меня, то уже много, очень много лет прошло с тех пор, как я переменил свое мнение о нем.

Его порочные наклонности и отсутствие нравственных устоев, тщательно скрываемые им от своего благодетеля, не могли быть тайной для юноши одного с ним возраста, у которого к тому же имелась возможность видеть его в те моменты, когда он не считал нужным следить за своим поведением. Именно так мне удалось услышать, как мистер Уикэм беззаботно похвалялся своим намерением отработать удары ногой с разворота на служившем у нас глухом мальчике-конюхе, выражая надежду, что сломанная шея послужит тому достаточным наказанием за плохо вычищенное седло. Я был привязан к несчастному слуге, и поэтому мне пришлось перебить Уикэму ноги, чтобы тот не мог воплотить в жизнь свой омерзительный замысел. Тут я снова вынужден причинить вам боль, в какой мере — известно лишь вам самой. Но какие бы чувства ни вызывал у вас мистер Уикэм, догадки об их природе не помешают мне раскрыть его истинную сущность, а, напротив, лишь укрепят в желании сделать это.

Мой досточтимый отец скончался около пяти лет тому назад, и до самого конца его привязанность к мистеру Уикэму была столь велика, что в своем завещании он настоятельно рекомендовал мне всячески способствовать его карьере в борьбе с ужасной нежитью. К этому пожеланию прилагалось наследство в тысячу фунтов. Отец мистера Уикэма ненадолго пережил моего, и не прошло и полугода, как мистер Уикэм написал мне, что пожелал заняться изучением новейших оружейных технологий и доход с одной тысячи фунтов не покроет этого увлечения. Я скорее желал, чтобы его намерения оказались искренними, чем верил в них, но все равно с готовностью откликнулся на его просьбу и устроил так, чтобы ему выплатили три тысячи фунтов. После чего, казалось, всякая связь между нами прервалась. Я был о нем слишком дурного мнения, чтобы приглашать его в Пемберли или возобновлять общение с ним в столице.

Полагаю, именно там он и поселился, однако изучение оружейных технологий было сущим притворством, и теперь, не зная ограничений, он вел праздный и беспутный образ жизни. Три года я почти не получал о нем вестей, но, поиздержавшись, он снова написал мне письмо. Он уверял меня, что находится в крайне стесненных обстоятельствах, что оружейные технологии оказались вовсе невыгодным занятием и что он полон решимости принять сан, если я положу ему ежегодное содержание. Вряд ли вы осудите меня за то, что я отказался выполнить его просьбу и решительно пресекал любое ее повторение. Его недовольство было соразмерно его бедственному положению, и, не сомневаюсь, он порочил мое имя в обществе так же яростно, как и упрекал меня лично. После этого между нами не осталось даже намека на какие-либо отношения. Как он жил, мне неведомо. Однако прошлым летом он вновь довольно болезненным образом напомнил о себе.

Теперь мне предстоит описать события, о которых сам бы я хотел позабыть, и если бы не нынешние обстоятельства, я не рассказал бы о них ни одной живой душе. Говоря это, я не сомневаюсь, что и вы сохраните все в тайне.

Опека над моей сестрой, которая младше меня более чем на десять лет, была доверена мне и племяннику моей матери, полковнику Фицуильяму.

Около года назад мы забрали ее из школы и поселили в Лондоне под присмотром компаньонки, миссис Янг, вместе с которой летом она отправилась в Рамсгейт. Вскоре туда же приехал мистер Уикэм, и, несомненно, с умыслом, поскольку выяснилось, что он был ранее знаком с миссис Янг, в характере которой мы жестоко обманулись. При помощи и поощрении этой дамы он настолько завладел доверием Джорджианы, чье искреннее сердце еще хранило память о том, как он был добр к ней в детстве, что она позволила внушить себе, что влюблена, и согласилась бежать с ним.

Ей было тогда всего пятнадцать, что может послужить ей оправданием. За день или два до предполагаемого побега я неожиданно приехал в Рамсгейт, и Джорджиана, будучи не в силах вынести мысли о том, что она может причинить боль и огорчения брату, который во многом заменил ей отца, во всем мне призналась. Можете представить, что я почувствовал и как поступил. Заботясь о добром имени и чувствах моей сестры, я не мог публично изобличить мистера Уикэма. Честь требовала вызвать его на дуэль, но он спешно покинул город.