Читать книгу - "Наркоза не будет! - Александра Сашнева"

Заняв позицию за столиком, она щелкнула пальцами над ухом. Набриолиненный мальчик резво подбежал к столу. Чтобы окончательно примирить их с реальностью, не торопясь, посчитала деньги у него на глазах и уткнулась в меню. Мальчик сразу стал таким же добрым, как мать Тереза.

Мартель, угорь, икра, устрицы, осьминоги, какие-то фрукты. Принесли мгновенно. Естественно, это съесть было невозможно. Но Коша все попробовала. Два бокала коньяка устроили в голове торнадо. С каким-то садистским наслаждением она соорудила на столе шикарную помойку, сунула бычок в остатки икры, разбила их сраный английский бокал, швырнула во всю эту кучу денег с жирным чаевыми, и когда стояла на пороге, они, улыбаясь, попросили заходить еще.

Невский жарко дохнул в лицо.

Еще на пять сотен Коша одела себя в классные штаны серо-зелено-черные, пару футболок (черновато-синюю и светло-песочно-болотную), шелковую рубашку чудного кирпичного цвета, классный такой мягкий пиджачок из шелка же и просто дикие шузы от Лагерфельда. Мягкие, точеной формы, прямо обнявшие ступню и почти мужской конструкции. О! Как было сладко, когда она все это напялила на себя…

И как она ненавидела женскую одежду! Символ позора! Символ унижения! Символ дерьма! Символ бесправия! Символ бессилия!

Все старые шмотки тут же полетели в бак. Уже выходя из магазина, увидела длинное трикотажное платье умопомрачительной расцветки: болотно-сине-ржаво-серебрянно-черное и не удержалась. Хотя только что ненавидела женскую одежду. Но это платье было платьем не женщины, а принцессы.

Даже если бы оно не подходило, она бы подарила его Мусе. Оно было умопомрачительным.

Потом, после всех этих излишеств, она заскочила в художественный салон, купила на сотку баксов все, что понравилось — Коша не была уверенна, что следует продолжать заниматься живописью, но жалко было бросить. Ибо сказано в Библии — не зарывай талант в землю.

Не живи жопой, если можешь жить головой.

Она отпихнулась от позора емкой фразой:

— Все леди делают это!

И остановила тачку.

* * *

Шопинг привел охмелевшую Кошу в расслабленное и вполне утешительное состояние.

Дома она спрятала две сотни в тайник под диваном, чтобы заплатить за квартиру, и в нетерпении направилась к Роне. Пора бы ему приехать.

Фу! Какой долгий день! Как его начало непохоже на конец. Уже тени стали длинными, а свет золотым.

На Большом проспекте она купила бутылку Мартеля и всяких штучек, которые доставляют удовольствие, когда их ешь, быстро кончаются и стоят кучу бабок. Но что-то ей не хотелось долго носить эти бабки в своих карманах.

Роня был.

Он приехал прямо сегодня.

Роня засветился, увидев распушившуюся Кошу. Ее это ужасно растрогало, и она чуть не разрыдалась от умиления. Ей больше всего хотелось бы нажраться и пожаловаться Роне на жестокую, безжалостную судьбу. Но она не могла этого сделать. Этот позор она никому никогда не откроет.

Друзья обнялись в избытке чувств.

— Я гуляю! — объявила Коша. — Пошли к заливу. Ни с кем не хочу… Все надоели. Все — суки! Пойдем! Ты — лучший, Роня!

— Ты что, картинки продала? — Роня пристально оглядел ее.

У него самого было двое широких штанов и две рубашки, которые он носил по очереди.

— Да! Продала! — кивнула Коша и, вспомнив Валентина, опять поморщилась.

Роня, видимо, заметил и впился в Кошу любопытным взглядом.

Но та взяла себя в руки и, чтобы отвязаться, несколько раздраженно повторила:

— Ну. Продала! Пять работ продала. Кучу бабок дали. Я еще красочек накупила на сотку баксов. Классных таких!.. просто! Картин нарисую-у-у-у! Кучу!

Она широко махнула рукой, зацепив молочную бутылку на столе, Роня тут же подскочил, и бутылка скатилась прямо в его длинную ладонь.

— Аккуратнее!

— Вечно у меня что-то валится. Блин! — Коша махнула лапкой. — Ладно! Пойдем! У меня столько приключений было, я тебе все расскажу, ты потом сценарий сочинишь, по нему кино поставят, и тебе кучу денег отвалят. Кстати, не написал еще ничего? Пошли!

Когда они выбрались из общаги, Коша увидела напротив дверей человека в черном сюртуке. И это вызвало спазм в желудке.

Она резко остановилась. Роня ткнулся в спину, выходя из дверей следом.

— Извини, — смутился он, и осторожно обошел подругу.

Коша смотрела на мужика в сюртуке, и пыталась вспомнить, где его видела. Она так и стояла бы, если бы Роня ее не поторопил.

— Долго ты стоять будешь?

Коша медленно повернулась и поспешила, изредка оглядываясь через плечо.

— Что ты там такое увидела? — спросил Роня.

— Да какой-то странный мужик там стоит, я не могу вспомнить, где я его видела?

— Где мужик? Там нет никого.

Она оглянулась еще раз. И, действительно, никого не было.

— Наверно он ушел… — растерянно пробормотала Коша.

Она подумала, что возможно, это галлюцинация. Если ей мерещатся муравьи под кожей, почему не померещиться мужику на тротуаре? И к своему удивлению, Коша заметила, что в смысле жуков чувствует себя значительно лучше. То есть чесаться ей почти совсем не хочется. И ей сделалось ужасно. Насколько же можно зависеть от денег! И она стала мечтать о каком-нибудь способе жить, чтобы вообще от них не зависеть. То есть вообще. Не есть, не пить. Не мерзнуть. Выходить на берег залива и набираться силы от ветра, от солнца, от воды.

Но как это сделать?

Жрать марки, которые дает Череп? Но они тоже денег стоят.

Роня всегда находил на берегу стеклянные шарики. Бесцветные, бутылочно-зеленые, голубоватые и цвета марса. Коша всегда завидовала и пыталась хотя бы раз найти один шарик, но никогда это не удавалось, а постоянно попадались какие-то ржавые ключи.

На длинной сизой коряге, лицом к морю, под шорох набегающих волн пили «Мартель» из пластиковых стаканчиков. Ветер нес в лицо влажную свежесть. По мокрому песку деловито топталась ворона и выковыривала большой кусок мешковины. Он хватала клювом с того края, где ткань скрывалась под песком и медленно вытягивала на поверхность, когда нужно, помогая лапой.

В глазах Коши поблескивал тяжелеющий послеобеденный свет. Она расслабленно покачивала ногой и, идиотски улыбаясь, наслаждалась сочетанием алкоголя, лета и наличия денег. Приятные воспоминания жизни совокуплялись в ее голове с ощущениями настоящего момента и усиливали эйфорию.

— Послушай, Роня! Помнишь, мы обдолбились с Черепом?

— Ну…

— А вот какие мы были? Мне хотелось, чтобы ты сказал — мы были совсем ненормальные?

Роня сосредоточился вспоминая.