Читать книгу - "Кракен - Чайна Мьевилль"

— Господи, только не это, — сказал он.

Спрутопочитатели не сводили с него глаз, пытаясь найти этой вспышке какое-то истолкование.

Любое мгновение, именуемое «сейчас», всегда полно возможностей. Во времена преобладания всяческих «может быть» особо чувствительным лондонцам порой приходилось лежать в темноте. Некоторые страдали, переев апокалипсиса, — тошнота от конца, как они говорили. А в моменты противостояния планет и рождения уродов, в астрологически опасные дни, подверженные этому люди стонали, исходя рвотой, — побочные эффекты откровений, в которые они не верили.

В те дни наблюдались самые непредсказуемые колебания. С одной стороны, подобные приступы делались реже. Много лет приносимые в жертву ради кого-то, также приносимого в жертву, страдающие тошнотой от конца теперь могли вздохнуть как никогда свободно. Но причина этого заключалась в том, что сам дурман незакрытой вселенной, всегда игравший дьявольские шутки с их внутренним слухом, куда-то уходил. И что-то шло ему на смену. Продвигаясь подо всеми этими «может быть», все быстрее приближалось что-то плохо различимое, но простое и совершенно окончательное.

Что же за недомогание приходило на смену всем прочим? — недоумевали люди с повышенной чувствительностью. Что это за новое неудобство, новый болезненный холод? Да, верно, начинали осознавать они. Страх.

Животные тоже были испуганы. Крысы ушли в норы. Чайки вернулись к морю. Лондонские лисы спаривались во внезапном гормональном буйстве, и адреналин делал их отличной добычей для тайных городских охотников. Большинство лондонцев пока что лишь заметили, что голуби начали гадить сверх всякой меры — наслоения птичьего помета, зловещего гуано. Все витрины быстро покрылись им. В Челси Андерс Хупер уставился снаружи на свою лавку «Сделай по-японски!» и с отвращением потряс головой. С легким «дзинь!» дверь открылась. Вошли Госс и Сабби.

— Бертран! — воскликнул Госс и дружески помахал Андерсу рукой; Сабби пристально смотрел на хозяина. — Ты так меня разволновал, что у меня появился еще один вопросик!

Андерс попятился, нащупал в кармане мобильный телефон. «Вы позвоните нам, если они опять появятся, верно?» — сказал ему Бэрон и вручил свою карточку — только где она сейчас? Андерс вжался в стену. Госс облокотился на прилавок.

— Так вот, — сказал Госс. — Вот мы: я, Сабби и — ну да, все мы. Ты понимаешь. Конечно понимаешь, ты, проклятый математишка, а? Ну а вопрос вот какой: что такое кожа да кости?

Он улыбнулся и выпустил сигаретный дым, хотя ничем не затягивался.

— Я не понимаю, — сказал Андерс, пытаясь нащупать на телефоне кнопку девять.

— Ну конечно, — сказал Госс.

Сабби прошел под откидной частью прилавка, встал рядом с Андерсом, тронул его за руку, дернул за рукав. Андерс не смог набрать номер. Он попробовал сделать это снова.

— Я не мог быть покладистей, — сказал Госс. У него это прозвучало как «покладь-стий». — Я не мог быть покладистей. Дело было в жокейском клубе, и нам надо было привести в чувство сонного седельщика. Вообрази, как я удивился, когда услышал свое имя! А? Все к лучшему. — Он постучал себя по носу и подмигнул. — От сыскарей, а? Мое имя! Мое имя, можешь ты хоть что-нибудь объяснить?

Андерс почувствовал, что его живот словно наполняется холодной водой.

— Погодите.

— Это ты разболтал мое погоняло? Я прав или нет? Теперь все они обо мне расспрашивают! — Госс рассмеялся. — Как-то это погано. Назвать мое имя. Назвать мое имя. Это ты сделал.

— Да нет же. Я даже не знаю, как вас зовут.

Андерс опустил большой палец на кнопку, но последовал порыв воздуха, затем быстрый и резкий удар. Движения Андерс не различил. Он лишь знал, что Госс был по ту сторону прилавка. Андерс нажал на кнопку. Раздался шум. Откидная доска еще рассыпалась щепками в воздухе, а Госс оказался по другую сторону прилавка, перед Андерсом, совсем близко к нему, стискивая его запястье — так, что Андерс выпустил телефон и стал задыхаться.

Доска ударилась об пол. Госс свободной рукой изобразил язык болтающего человека.

— А ты разговорчивый малый, — сказал он. — Вы оба, ни слова!

Андерс ощущал запах волос Госса, видел вены под кожей его лица. Госс еще ближе придвинулся к нему лицом. Дыхание Госса вообще ничем не пахло, напоминая дуновение от бумажного веера. Но вот последовал выдох, сопровождаемый дымом. Андерс начал всхлипывать.

— Читал я эти книжонки, — сказал Госс, наклоняя голову в сторону полок с оригами. — Я читал их Сабби. Он был очарован. О. Мать твою. Чарован. Никакой тебе «Очень голодной гусеницы». «О, теперь расскажи мне, как сделать карпа! А теперь, как сделать лошадку!» Теперь я и сам могу. Давай-ка покажу.

— Я ничего никому не говорил. Я не знаю, кто вы…

— Сделаем яблоньку? Или черепашку? Складывать, складывать и складывать. — Он начал складывать; Андерс начал орать. — Я не так ловок, как ты! — со смехом сказал Госс.

Госс складывал его. Слышались звуки разрываемой влажной плоти и треск. Наконец Андерс замолк, но Госс все складывал и складывал.

— Не знаю, Сабби, — сказал он наконец, вытер ладони о куртку Андерса и прищурился, глядя на дело своих рук. — Мне нужно больше практики, Сабби, — признался он. — Это не так похоже на лотос, как мне бы хотелось.