Читать книгу - "Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы - Чарльз Брокден Браун"

От монастыря до Опорто не больше девяноста миль пути, но мы ехали целую неделю. Места по дороге были пустынные и глухие. Тряска усиливала и без того жестокие боли, на каждой остановке сопровождавшие меня люди говорили, что до следующей я не дотяну. Их отрядили в эту поездку без учета особенностей характеров. Дикие и бесчеловечные, они жестокостью обращения со мной стремились ускорить мою смерть. И сознательно растянули на неделю путешествие, которое можно было осуществить за четыре дня. И, конечно, пренебрегли полученными в монастыре указаниями по поводу моего содержания и питания. От них, равно как и от крестьян, считавших меня еретиком, я претерпел множество издевательств и оскорблений. До сих пор удивляюсь, как, будучи не самым сильным человеком, к тому же изнуренным недугом, я сумел все это вынести. Несмотря на тяготы пути, страдания, боль, мне все-таки удалось добраться до Опорто.

Вопреки инструкциям Каледро, мои провожатые привезли меня не в монастырскую больницу, а в общественную, где сбросили с повозки прямо на землю перед воротами, после чего с проклятиями удалились, предоставив мне самому о себе позаботиться. Там я и провел всю ночь, Когда наутро меня обнаружили и внесли внутрь, то не сразу смогли разобрать, жив я или мертв.

Придя в сознание, я попытался втолковать персоналу больницы, чтобы ко мне привели кого-нибудь из английских торговцев. В моем состоянии сделать это было довольно трудно. Я так ослабел, что не мог отчетливо произносить слова, вдобавок говорил с сильным акцентом, и меня никто не понимал. И потом, вероятность моей скорой кончины, не способствовавшая внимательному ко мне отношению, сделала окружавших меня людей равнодушными к желаниям и просьбам умирающего.

Я не буду подробно описывать свои злоключения, скажу лишь, что на меня обратил внимание один француз, из любопытства заглянувший в больницу. Он позвал ко мне английского торговца, а тот привел человека, некогда жившего в Америке, который, как оказалось, слышал обо мне от наших общих знакомых. Благодаря их вмешательству меня перевезли из больницы в частный дом. Ухаживать за мной поручили корабельному врачу, шотландцу, и за семь месяцев мое здоровье полностью восстановилось.

Из Опорто я на американском корабле добрался до Нью-Йорка. Лишившись всей своей собственности, я уповал на чек, оставленный на хранение Уолдгрейву, с которым должен был немедленно связаться, чтобы, получив деньги, оплатить долг по контракту и иметь средства на пропитание. Однако в Филадельфии, куда я срочно прибыл, мне сообщили, что мой друг умер. Это случилось спустя значительное время после отправки чека, так что я оплакивал только потерю друга. Что касается денег, то у меня не было ни малейших сомнений в их целости и сохранности, ибо я полагал, что либо в завещании, либо в каких-то других бумагах есть распоряжения на этот счет с указанием моего имени.

Я разыскал многих наших общих знакомых, но они понятия не имели о завещании Уолдгрейва и смогли поведать мне лишь странную историю его гибели, а еще сообщили адрес, по которому он тогда проживал. Я нашел нужный дом и выяснил, что он жил там довольно обособленно, вдвоем с сестрой. Когда соседи рассказывали мне о нем, я понял, что они совершенно его не знают. В их поведении и манере говорить не было даже намека на добрососедские отношения, а в елейности тона явственно слышался оттенок предубеждения и зависти. По их словам, сестра Уолдгрейва уехала, а куда и надолго ли, не соизволила сообщить, да им до этого и дела не было. Она, мол, слишком высокомерна для своего положения и, хоть внешне недурна, умом не блещет, любит, когда перед ней преклоняются, Меня не очень интересовало мнение этих людей о сестре Уолдгрейва, но они обмолвились, что у нее были причины покинуть город и скрывать место своего пребывания. Некоторые вещи трудно утаить, говорили они, единственный способ – исчезнуть с глаз долой.

С сестрой Уолдгрейва я никогда не встречался, хотя, конечно, знал о ее существовании. И если бы не откровенная грубость и озлобленность соседей моего покойного друга, я вообще пропустил бы мимо ушей их нелицеприятные замечания о ней. Ее человеческие качества меня мало заботили, но мне необходимо было выяснить, куда она уехала, поскольку кто как не его сестра может быть в курсе последних распоряжений Уолдгрейва. Однако соседи выказали полное невежество по этому вопросу и даже не смогли или не захотели назвать хоть кого-нибудь, кто был бы осведомлен лучше, чем они. Лишь под конец разговора у меня снова забрезжила надежда, когда они вспомнили, что после смерти Уолдгрейва его сестру часто навещал некий человек по имени Хантли, который живет где-то в сельской местности недалеко от Делавэра. По их словам, она была с ним на короткой ноге, и он сопровождал ее при отъезде. Если кому-то известно, что с ней сталось, то только ему.

Имя Хантли было мне знакомо. Я родился и провел детские годы неподалеку отсюда, в Четаско, и о вашей семье имел представление; к тому же Уолдгрейв отзывался о вас как о человеке, который в зрелом возрасте принесет пользу отечеству. В надежде, что вы сможете сообщить мне нужные сведения, я решил заехать к вам по дороге к отцу, в Четаско. Не зная, где я и что со мной, он наверняка пребывает в отчаянии, так что я хочу поскорее успокоить его и от вас сразу отправлюсь к нему, совместив, таким образом, два дела.

Перед тем как покинуть город, я собирался заглянуть в торговую контору, где в лучшие времена открыл свой счет. Если счет был представлен и оплачен, то, несомненно, об этом сохранились какие-то записи, которые помогли бы мне выяснить дальнейшую судьбу моих денег Но и здесь меня постигла неудача; торговец разорился и сбежал в неизвестном направлении от гнева кредиторов, не оставив никаких документов, свидетельствующих об этой и о других его сделках. Поскольку сей проходимец был родом из Голландии, полагаю, туда он и вернулся.